Про то, как вредно спасать драконов (СИ)

— Что ты с ней цацкаешься, Ореленвиль, убьем как приказано, и наконец, вернемся домой, — возмущался молодой остроухий.

— А с этими, что делать предлагаешь? — поинтересовался Ореленвиль.

— Туда же. Их смерть можно будет на отступника, гуляющего неподалеку спихнуть, — последовало предложение.

— И все же меня смущает ее седая голова, — какой тонко организованный эльф. — Да и у того, — кивок в сторону Асандера, — аура странная. И у девчонки не лучше.

— А меня ничто не смущает, — проворчал ушастый и направил на меня свой лук. Натянул тетиву и… начал заваливаться на бок. Тетиву он все же отпустил. Краем глаза я успела заметить искаженное ужасом лицо дракона. Потом была разрывающая боль в ребрах. Это хорошо, целился-то остроухий гад мне в голову.

— Сана! — кто кричит? Эльф? Зря. Я спать хочу. Не надо больше кричать.

Нельзя спать. Я и не такое выдерживала. Нельзя спать. Через силу открываю глаза. Напавшие на нас эльфы сейчас лежат на земле. Одного вырубил Ас. Второго Диль. Остальные мертвы. В их телах торчали стрелы. Наконец-то. И почему так долго? Надо будет провести разъяснительную беседу с охраной. И пусть я им уже ничего не смогу сделать, зато наругаюсь в свое удовольствие.

«Сана, плохо тебя чувствую» где-то я это уже слышала.

— Хватай ее, и бежим! — орет Диль. Правильно мыслишь эльф.

Таш, возьми выживших эльфов. Они нужны. Послала я свою ускользающую мысль другу.

Мне смешно. Но я опасаюсь даже дышать, не то что делать какие-либо другие телодвижения. Больно. Меня грубо подхватили и куда-то быстро понесли. Поздно. Откат смерти эльфов уже начался. Магический взрыв. Небольшой воздушный ураган. Запах смерти. Еще раз врыв. Их трое. Значит сила тройная. Взрыв. Лечу. Больно. Мать моя король драконов, папа эльфийский труп, что ж я маленькой не сдохла, когда была такая возможность?!

Удар. Боль. Стрела вошла глубже. Крик. Чей? Мой? Темнота.

Глава 18

Тяжело дышать. Холодно. Очень холодно. Мое тело сотрясают волны дрожи. Волосы прилипли к взмокшему лбу. Не чувствую ни рук ни ног, все мои ощущения сконцентрировались в области ребер. Они горят. Какая сволочь ввинчивает раскаленный прут в мой левый бок? Больно. Хочу пить. Жажда раздирает горло, горячее дыхание обжигает мои губы. Провожу по ним языком. У меня есть язык? Прогресс. Вот только это действие не приносит нужного облегчения. Воздуха по-прежнему мало. Как будто в моих легких появилась дыра, которая не дает почувствовать распирающую полноту вдоха. Больно. Дышать больно. Глотать больно. А глотать хочется. Хочется пить. Горячо. Бок горит. Горло горит. И равнодушная тьма вокруг.

В голове звон. У меня есть голова? Я почти счастлива. Но звон все нарастал. Он грозил взорвать мой мозг. Скорей бы. Больно и холодно. Всхлип? Кто? Я? Это не плач. Еле слышный стон. Я не плакала, даже когда меня пытали, не плакала, даже когда меня предали в первый раз. Да. Нет. Этого не было. Красное марево. Огонь. Этого не было. Я этого не помню. Но перед моими глазами, наперекор моим желаниям, появлялись картины, они заставляли кричать в голос. Но я не могла кричать. У меня нет голоса.

Я уже не понимала, что болит больше голова или же бок. Наверное, болит все. Но это не страшно. Есть другая боль. Она родная. Привычная. Но более сильная. Она моя. Подаренная. Нынешние ощущения ничто в сравнении с той.

Появился гул. Что это? Голоса? Чьи? Уходите. Больно. Ненавижу боль. Она никогда меня не придаст. Только она всегда рядом, не позволяя никому другому занять ее место. Но голоса не слышали мои мольбы. Они приближались. Они говорили. Я слышу слова. Речь. Два знакомых голоса. Помогите. Заберите эти видения. Они мне не нравятся. Усилием воли концентрируюсь на голосах. Они не позволят мне провалиться в огонь моих воспоминаний.

— Почему ты это допустил? — ярость. Холодная ярость. Он хочет убить?

— Я… Я не ожидал. Все произошло слишком быстро. И на мне стоит запрет на обращение. Вы же сами… — другой голос. Ему страшно. Он в ужасе. И ему больно. Мне почти это нравится. Скучно страдать в одиночку.

— Ты не выполнил свою задачу, — рык. Почему мне знаком этот рык. Я его знаю. Давно. Еще до своей смерти. Какой смерти? — Почему оставили эльфам жизнь?

— Она собирается выяснить все сама, — неуверенно.

— Вряд ли она узнает что-нибудь стоящее от этих пешек, — задумчиво. — Пусть поиграет. А с тебя в следующий раз я спрошу за каждую ее царапину, за каждый синяк. Пошел вон!

Ветер. Приятно. Он остужает горящие щеки, приносит секундное облегчение. Но и он пропадает. Верните.

— Ла Тао, ты слишком неосторожна. Тебя не этому учили, — голос почти ласков. Кто? Хочу открыть глаза, но веки, словно налитые свинцом, не слушаются хозяйку.

Горячие руки касаются лба, тепло. Приятно. Боль уходит. Одна ладонь соскальзывает с лица на грудь. Задержалась чуть-чуть, и едва касаясь обнаженной кожи, достигли эпицентра моих страданий. Обнаженной? Когда успели? Не важно. Главное что теперь я не чувствую боли. Она ушла. Хорошо. Изматывающий и не выносимый гул в голове начал уходить. Веки, до этого не подчинявшиеся никаким приказам, сами распахнулись.