Про Одну Девочку

Теперь уж Бабушкиных сестёр не было в живых, а Дедушкина гитара с красным капроновым бантом, навсегда смолкшая, висела на стене.

…Сколько лет прошло — а у Бабушки ничего не изменилось. Наевшись пирожков с молоком, Девочка снова, как в детстве, разглядывала старые фото, открывала скрипучие дверцы шкафа и вдыхала запах белья, прикрытого кружевной накидкой… А Бабушка ей:

— Присядь ты уже, отдохни, чего крутишься?

Девочка села на диван. Как хорошо, как уютно ей было здесь! Взгляд упал на Дедушкину гитару. Жаль, её струны уже не зазвучат: некому играть… А за дверью вдруг показалась призрачная фигура, которая почему-то не входила в комнату, а наблюдала сквозь рельефное дверное стекло. Девочка её сразу узнала и сказала:

— Бабуль, там Дедушка. Открой ему, он, наверно, хочет войти!

Бабушка цокнула языком (внучка тоже так делала порой, когда увиденное или услышанное удивляло или слегка возмущало её). Встав, она сама просочилась сквозь дверь — на ту сторону, к Деду.

— Дед, ты чего там мельтешишь? Нормально зайти не можешь, что ли?

А Дедушка в ответ:

— Дык это… Я подтяжками от штанов за дверную ручку зацепился!

Бабуля вздохнула:

— Дед, ну что ты мелешь! Какое «зацепился»? Какие подтяжки? — И просунула руку сквозь дверь. — Вот, видал? Мы же сквозь стены ходим! Болтун…

Ну да, призрачные подтяжки спокойно прошли бы сквозь ручку. Оба старичка засмеялись. Дед и при жизни любил пошутить, и сейчас сохранил чувство юмора. Правда, оно стало немного специфическое, призрачное.

За усеянным дождевыми капельками окном брезжило сумрачное воскресное утро. Рядом посапывала Любимая, а Девочка, сев в постели, обхватила колени и ещё долго прокручивала в голове образы только что привидевшегося сна. Вспоминались ей Бабушкины руки — миниатюрные, покрытые старческими коричневыми пятнышками… И пена в ванне, и пахнувшая свежестью наволочка. Как и Деда, Бабушки уже давно не было среди живых. Одна только деталь не укладывалась в голове: если Бабушка была призраком, как пирожки могли быть настоящими? Ведь Девочка ела их и чувствовала вкус — знакомый и с детства любимый. И приятная, тёплая тяжесть в желудке казалась вполне материальной.

«Сон и есть сон, — подумала Девочка. — Поди, пойми его логику…»

Любимая сопела на соседней подушке, такая трогательная во сне…

«Испеку-ка я пирожки. Яблочные, с корицей», — решила Девочка, выскальзывая из постели.

Уж они-то точно будут настоящими.

Последний кусочек весны

Любимая уезжала на неделю. На целую майскую неделю, чудесно-сиреневую, белоснежно-черёмуховую. Эту дивную неделю они с Девочкой могли бы провести вместе, гуляя в цветущем парке и наслаждаясь хмелем весеннего воздуха, но — увы. Вместо этого грустная Девочка провожала Любимую на поезд, а в груди у неё щемило так, будто они расставались по меньшей мере навсегда.

Девочка и представить себе не могла, что начнёт скучать уже на вокзале, уткнувшись в родное плечо.

— Ну чего ты? — утешала её Любимая. — Я уже в следующее воскресенье буду дома.

Она ещё не уехала, а сердце Девочки уже рвалось из груди — вдаль, по сверкающим на солнце рельсам. Нудно-неразборчивый женский голос пробубнил:

— Поезд тыр-быр-быр отправляется с…его пути.

Девочка встрепенулась:

— Это не твой? С какого-какого пути?

Любимая каким-то образом всё расслышала и ответила:

— Нет, не мой. Постой-ка тут, я сейчас.

Она оставила Девочку сторожить большую спортивную сумку с вещами, а сама куда-то исчезла. Озадаченной Девочке оставалось только озираться в ожидании, вслушиваясь в монотонный бубнёж тётеньки, объявлявшей прибытие и отправку поездов. Любимая куда-то пропала…

— Ну куда же она делась? — покрываясь мурашками, беспокоилась задняя интуиция.

— Опоздает на поезд! — вторила ей тревога, разражаясь нытьём где-то в желудке.

— Торчу тут с сумкой, как идиотка, — ворчал внутренний голос.

— Не смей меня грызть! — в ужасе завопил маникюр.

Тётя-бубнильщица объявила очередной поезд, и задняя интуиция обречённо похолодела:

— А вот это наш… Где же она?

Любимая уже мчалась к Девочке с букетом белой сирени. Наверно, наломала её в привокзальном сквере… Сердце сразу растаяло, как мороженое на жаре, а к глазам подступили слёзы.

— Это тебе… Не грусти. — И Любимая чмокнула Девочку в щёку.

Девочка зарылась носом в кружевные, чарующе-нежно пахнущие грозди сирени и улыбнулась с увлажнившимися глазами.

— Твой поезд объявили! — спохватилась она.

Любимая подхватила сумку, и они побежали к поезду. Лязгающая, тяжело дышащая махина увезла Любимую, и Девочка осталась одна, сиротливо прижимая к себе букет сирени…

Напрасно май оплетал кружевными накидками яблони, разбрасывал золотые пригоршни солнечных зайчиков по зелёным газонам, осыпал белоснежным цветом аллеи. Девочку не радовала весна. Она чуть ли не ежеминутно смотрела на дисплей телефона — ждала письма. И только когда в электронной почте появлялось заветное послание, сердце озарялось светом, и грусть отступала. Бросив все дела, Девочка принималась строчить ответ, где бы весточка от Любимой её ни настигала — иногда даже посреди улицы.