Про мою маму и про меня

И я маму очень упрашивала показать – как там всё получилось. И мама, наконец, взяла меня с собой на работу – прокрутить плёнку. Да, самое главное! Я всегда знала, что все мамины сослуживцы – люди в высшей степени творческие, достойные, уважаемые, как раз те, кто «чистыми руками» создаёт своё виртуозное искусство!

Часть II

И вот мы с мамой приехали к ней на работу.

– Вот, смотри. Тут мы и обитаем. Главное – от начальства подальше, на отшибе, – сказала мама, впустив меня в киноотдел, и тут же с удовольствием пропела: – «Всё спокойненько! Всё пристойненько! Исключительная благодать!»

Это была квартира на первом этаже в старом доме напротив метро «Новослободская», в том, где сейчас «Забегаловка», только вход со двора.

Я увидела большую темноватую комнату с плотными шторами, много коробок с плёнкой и папок с бумагами, видимо сценариями, стеллажи, металлические шкафы, монтажные столы, кинопроектор и ещё много всяких других интереснейших вещёй, которые видела впервые.

А ещё на столе у окна стояла пустая бутылка из-под водки, и, положив руки на стол, а на руки – голову, сидел мужчина большого роста и откровенно спал. Мама его сразу не заметила – она бросилась искать коробку с нужной мне плёнкой.

– Мам, а это кто?

Мама без особого удивления взглянула на мужчину, видимо, это зрелище ей было не впервой.

– Ой… Тише. Это Филя… спит.

– Он тут что… с вечера?

– Не исключено.

– А… почему?

– Ну… всякое бывает. Творческий процесс.

Рядом с мужчиной стоял телефон. Мама взяла трубку и набрала номер:

– Сонь… тут… твой… спит.

– Нажрался, что ли? – послышался в трубке отчётливый неприятный женский голос.

– Вроде – да. – Мама как-то неуверенно, но всё же предала Филю.

– Ну и что? – резонно спросила женщина.

– Может, приедешь – заберёшь его? – интеллигентно-наивно предположила мама. – А то у меня сегодня показ в Министерстве – я уеду.

– Ну и уезжай. Хрен с ним.

– Как? Бросить его тут?

Женщина на мгновение задумалась, потом сказала:

– Ты посмотри, Кать: у него в карманах деньги есть? Осталось чего от командировочных?

Нашла о чём попросить мою маму!

– Сонь, по карманам я лазить не буду.

– Тогда запри его там – пусть ночует. Мне он тут в пьяном виде не нужен.

Мама задумчиво и огорчённо положила трубку. Было понятно, что она не очень надеялась на успех этого разговора.

Телефон немедленно снова зазвонил.

– У нас так всё время – звонки, звонки, – объяснила мне мама. – Алё?

Это звонил осветитель Женя. Я его знала – он приходил к нам в гости, когда я ещё была маленькой, и играл со мной в лошадку – катал на спине. Он кричал так, что мне опять всё было слышно.

– Кать, это я!

– Привет, – ответила мама совершенно несоразмерным вежливым шёпотом.

– Что?! Ничего не слышно! Это я – Женя! Я с вокзала!

– Я слышу-слышу, – прошептала мама.

– Я взял билет на вечер!.. Ты что так тихо говоришь?

– Филя спит, – чуть слышно попыталась объяснить мама.

– Что?!

– Филя спит.

– Спит?! У него командировка! Вы что там все? Забыли?

– Не ори! – С шёпота он маму не сбил, но шёпот звучал теперь сердито. – Какой правильный. Взял билет – и молодец. Приезжай – будем такси ловить.

– Мне что – больше всех надо?! Я что – нянька?!

Я поняла, что мама в этом случае крайняя. Вернее – последний оплот.

– Ну мы же не можем сорвать командировку! – продолжала она сердитым шёпотом, как воспитательница в детсаду во время тихого часа с ребёнком, который не спит и других будит. – Это же скандал. Погрузим его как-нибудь.

Женя не был сволочью.

– Ладно, щас… Кать, а ты в курсе, что к нему в три часа дама из Министерства приедет? Знакомиться с гением!

Это был удар под дых.

– Как? Сюда?

– Татьяна Петровна, кажется. Я тебе забыл перезвонить – замотался. Она ещё с утра тебя искала – чтоб ты к ней не ездила, что она сама приедет – увидеть оператора, посмотреть, где шедевры создаются.

– Жень, приезжай скорее, а? Что я тут одна буду делать?

Мама положила трубку и в ужасе посмотрела на часы, потом – на меня. Я была готова за неё в огонь и в воду, но сейчас в огонь и в воду было не нужно, а что нужно – я не знала.

Природный оптимизм мамы взял верх над безысходностью.

– Так… Надо спасать репутацию отдела… – сказала она бодро.

Бодро – для меня.

В углу комнаты была маленькая железная дверь, которую я сразу и не заметила. Мама открыла её ключом, висевшим рядом на гвоздике.

– Это что?

– Это кладовка. Помоги.

Вместе мы перетаскали по одному четыре стула в эту кладовку, поставили их в ряд, сдвинули поплотнее, делая «диван».

Потом подошли с двух сторон к Филе, переглянулись, вздохнули и взяли его под мышки, пытаясь приподнять.

– Ну, давай, миленький, не подведи. Премия и всё такое. Давай. Тут недалеко. Всего несколько шагов. Ты же молодец, умница, талантище… – приговаривала мама.

Филя с закрытыми глазами, что-то мыча, всё же подчинился этому зомбированию, позволил отвести себя за дверь и уложить на стулья. Там он поджал под себя ноги и тут же опять провалился в сон с блаженной улыбкой.

Мама закрыла дверь, заперла и повесила ключик на гвоздик.

– Мам, а он там не задохнётся?

– Не задохнётся. В крайнем случае припадёт к замочной скважине – она большая. Подышит.