В другой раз, уже днём, недалеко от этого места мы увидели, что в подвале живёт уличная кошка с котятами. Они были примерно такого же возраста, что и наш Максик. Я отпустила котёнка в траву, он пошёл к собратьям, те вылезли из убежища, стали обнюхивать друг друга. Их мать была рядом, она интуитивно чувствовала, что нас не нужно бояться, и не убегала. Откуда ни возьмись Чернушка. Она как-то не так поняла ситуацию, бросилась на чужую кошку, стала трепать её и прогнала. Испугавшись за участь её котят, мы поспешили забрать Макса и увести нашу валькирию подальше. Отойдя на несколько метров, с облегчением увидели, что чужая кошка вернулась к своим детям.
Бальзамин, став отцом Макса, больше в общежитие при мне не приходил, но мы его часто вспоминали за стать, колоссальный лоб и удивительное спокойствие. Некоторые черты Бальзамина потом угадывались в Максе, когда он подрос. Это был сын выдающихся родителей, и он оправдал своё происхождение, наш аспирантский кот.
Надо сказать, что на жизнь и сознание аспиранта сильнейший отпечаток накладывает желание и необходимость защиты диссертации. Я говорю не про современных деятелей, покупающих готовые тексты, не про мастеров компиляции, а про тех трудяг конца 80-х – начала 90-х годов, которых мне удалось застать. Представьте, что компьютера у вас нет, мобильного телефона тоже, как и выхода в Интернет. Всю информацию вы получаете из книг, которые можно найти, например, в Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, и вы туда ходите, как на работу, каждый или почти каждый день, роетесь в каталогах, то есть в ящичках с карточками из плотной бумаги, находите подходящую по названию литературу, заказываете её в соответствующем читальном зале, ждёте, когда вам её доставят, садитесь за стол с настольной лампой и читаете, составляя в тетради более или менее подробный конспект. Если книга почему-то не подошла, начинаете процесс поиска сначала.
В самом общежитии на втором и третьем этажах были специальные комнаты для занятий. Кажется, они назывались комнатами для отдыха, потому что на втором этаже был телевизор, а на третьем этаже в этой комнате устраивали танцы на Новый год, сыграли две свадьбы, и в каждой комнате время от времени были посиделки по поводу успешной защиты. Однако чаще всего там занимались. Комнаты не были ничем оборудованы, но там стояли столы и стулья, был свет, можно было принести пишущую машинку и хоть всю ночь стучать на ней или разложить свои записи, редактировать, писать, исправлять и прочее.
Почему ночью? Во-первых, потому, что днём были занятия, иногда зачёты и экзамены, ассистентская и доцентская практики, посещение лекций своих и чужих научных руководителей да и вообще всякие дела, отвлекавшие от работы. А ночью тишина, можно собраться с мыслями, разлетевшимися куда попало в течение дня, и попытаться что-то наваять. Во-вторых, психологическое давление у многих вызывало бессонницу, которую лучше было заполнить чем-то более полезным, чем просто мучительное лежание без сна в кровати.
Да, бессонница в какой-то момент настигла и нас. Время шло, а дела наши научные продвигались слабо, с диссертациями не получалось, мы переживали, в итоге перестали спать ночью, засыпали рано утром. Работать так поздно тоже не могли и, чтобы уж совсем не мучиться, слушали «Радио Свобода». Володе особенно нравилось, как ведущий Борис Парамонов иронизировал в своих передачах и тянул: «Мета-афора…» А мне запомнился чей-то рассказ (может быть, Александра Гениса?) о том, как коллеги Энтони Хопкинса после выхода на экран фильма «Молчание ягнят» боялись оставаться с ним в комнате наедине…
На третьем этаже жил аспирант Миша из Уссурийска, который на ночь заваривал на кухне крепкий ароматный кофе. Я смотрела, нюхала, удивлялась, а потом спросила: зачем, мол? Чтобы работать? (Я просто как-то не видела его в комнате для занятий.) «Нет, – ответил он, – чтобы спать». По его словам, после крепкого кофе он крепко засыпал. Такая вот парадоксальная реакция.
Парадоксов хватало, завихрений тоже. «Шиза косит наши ряды!» – так и хотелось порой воскликнуть, глядя на некоторых аспирантов.