Читаем Про котов и некотов полностью

Однажды, как ни была увлечена я снегирями, почувствовала боковым зрением движение слева – это Франтик бесшумно сел рядом. И мы оба стали смотреть на птиц за окном. У кота, наверное, был другой взгляд на снегирей – гастрономический или охотничий, трудно сказать, но сидел он неподвижно. Я уже не знала, на кого мне смотреть – на птиц или на Франтика – такой у него чёткий выразительный профиль, благородный нос, длинные белые усы. Пока я была очарована котом, птицы вспорхнули и улетели, только мелькнули в воздухе красные пятнышки. Но я не жалела – знала, что они прилетят завтра. Мы с моим ласковым другом в сером костюме с белой манишкой снова будем смотреть на них из окна, где слева и справа с подоконника свисали бутылки, внутрь которых просунуты верёвочки, чтобы в них стекала вода.

Франт был очень важной частью моей жизни, совершенно незаменимым существом. Я знала, что вечером он придёт ко мне, полежит на моей раскладушке, я буду гладить его, прижиматься к нему лицом, что-то шептать, а он, конечно, всё поймёт и сохранит это в тайне. Что бы ни случалось, даже самое неприятное, один вид кота поднимал мне настроение, я начинала успокаиваться и радоваться.

Есть старая чёрно-белая фотография, где я первоклассница. На ней старшая тётя Люда с печальным и строгим лицом, заплаканная младшая тётя Аля, удручённый сгорбившийся дедушка Гоша, а у меня улыбка до ушей, ведь я держу на коленях Франтика, папа нас фотографирует – такая редкость. Когда моя любимая бабушка Наташа тяжело заболела, меня временно поселили у родственников дедушки, и я не видела похорон, не знала, что бабушка моя умерла. От меня какое-то время скрывали этот факт, чтобы не травмировать. Почему-то мне не хватило чуткости самой понять, что в семье горе. Я радовалась переменам: тётя Люда приехала, привезла гостинцы, какая-то необычная суета, люди все кажутся другими.

Сейчас смотрю на эту фотографию и испытываю сложные чувства.

Прошло какое-то время, и мои родители решили переехать в общежитие пединститута. Было такое деревянное здание сразу по правую руку при спуске с горы по Никольскому взвозу. Сейчас там ничего нет, какие-то заросли. А в семидесятые годы в этом двухэтажном доме кипела жизнь: в каждой комнате жил преподаватель или другой сотрудник института, а то и целая семья.

Ещё в каждой комнате жили клопы. Это такие страшные твари, что даже рассказывать о них неприятно. Днём клопы были мало заметны, зато ночью они активизировались, что твои вампиры. Если удавалось быстро уснуть, я всё равно просыпалась оттого, что всё тело чесалось. Мама боролась с этим кошмаром всеми доступными ей способами, но клопы всё равно побеждали. Было и такое изощрённое средство: ножки кровати ставились в плошки с кипятком или керосином, чтобы клопы не смогли взобраться снизу. Но через какое-то время они сообразили, что к чему, и стали прыгать на меня с потолка…

И зачем я про них вспомнила? Даже бок что-то зачесался. Под майкой, правда, никого нет, и слава богу. Вот застряли эти клопы в сознании. Когда от них вроде бы совсем избавились, открыла я как-то книжку почитать. Книг у нас всегда много было, целые стеллажи. Раскрыла, значит, страницы – глядь – что-то полупрозрачное, как малюсенький листик, и потихоньку движется. Я сначала не поняла, спрашиваю у мамы, а она только взглянула, как охнет, скинула эту заразу на пол. Растоптать клопа, который не ел несколько месяцев, невозможно, потому что он абсолютно плоский, как бумага. Можно поджечь или проткнуть. Первый способ надёжнее, зато треску и вони от него… Гадость какая. Главное, дура, на ночь вспомнила, теперь чесаться буду беспременно.

В общем, переехали мы в это благословенное общежитие, и я решила забрать с собой Франтика. Спросила разрешения у дедушки, он был не против. Бери, мол, неси, мол. Ну, я взяла кота на руки, пронесла его несколько метров, он вырвался и пошёл обратно. Недоумению моему не было предела. Как так? Мы же друзья, как же это: он там останется, а я в другом месте буду. Нет, ты, Франтик, не понял, нам вместе будет очень хорошо, пойдём со мной, мой котик. Как я ни уговаривала, как ни пыталась его унести, кот не хотел покидать старый дом. Так и остался в нём. Сначала я каждый день приходила навещать Франтика, потом через день, через два. Но про кота не забывала, мне его не хватало в новой жизни.

Однажды пришла, а дедушка говорит: нет Франтика, несколько дней уже нет, не возвращается. Как, почему? Да старый он уже, ушёл умирать. Я не поверила, приходила ещё и ещё, но Франтик не вернулся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии