Про чужбину

- В каждой камере. Но унитаз и душ в одной комнате. И в каждой камере цветной телевизор. Одиннадцать программ показывает.

- Сколько?!

- Одиннадцать.

- Обнаглели... - вздыхал кто-то. - Тюрьма называется.

- Хочешь - мультики смотри. Отдельная программа. Хочешь - футбол, хоккей, другой спорт. И детективы, там все понятно: бух-бах! Хоть круглые сутки гляди, не запрещается. Так же в каждой камере - холодильник.

- А чего там холодить? - интересовались.

- Как чего... В магазине чего купил. Магазин каждый день работает. И выбор не то что в сельпо. Чего нет, заказываешь, назавтра привезут как штык.

Для этих бесед, для расспросов - в том ли, другом доме - обычно устраивались на кухне. Бутылка-другая на столе, закуска: квашеная капуста, соленые огурцы да помидоры, холодец, сало. Выпьют и слушают. А курить мужики выходили на волю. Иначе надымят - крыша поднимется.

- Днем все камеры - настежь. Ходи гуляй по этому, по другим этажам. Хочешь, иди в спортзал, тренируйся. Там - оборудование: штанги, гантели, тренажеры. Дорожка такая, как транспортер. Бежишь, бежишь, а все вроде на месте. Велосипеды. Теннис настольный. Не хочешь спорт, иди в библиотеку. Книжки - на всех языках. И на русском есть, я брал.

- А вас там много ли русских-то было?

- Один я. С Украины - полно, с Румынии, поляков много, чеченов, азербайджанцев. А из России - я один.

Вася сидел у стола - за почетного гостя: круглолицый, спокойный. Понемногу выпивал. Закусывал холодцом и говорил:

- Вот холодца там нет. Чего нет, того нет. А остальной жратвы - от пуза. Утром обязательно йогурт.

- Чего-чего?..

- Йогурт. Вроде кислое молоко, но сладкое, с фруктовыми добавками.

- Ох и брешет... - негромко, но явственно сквозь зубы цедил Николай Мазаев. Он по всем хатам за Васей Колуном таскался, пытаясь разоблачить.

- На завтрак - йогурт, - спокойно продолжал Вася. - Колбаса, сыр, кофе, само собой, хлеб.

- У-ух и брешет... - шептал Мазаев.

Вслух говорить он уже не решался, боялся, что прогонят, как в первый вечер, когда он устроил скандал. Вывели его тогда мужики и домой отправили.

- Все это - без нормы, от пуза. В обед - густой такой суп дают, суп-пюре. Гороховый, овощной, вроде нашего борща. Потом - мясное с гарниром и фрукты.

- А шампанского не было? - не выдерживал Мазаев.

- Танцы были. Несколько раз. Под оркестр. Мужиков и баб вместе выпускали. Танцевали. И тогда давали вино и пиво.

- Ну ты же брешешь?! Какие еще в тюрьме танцы!! - не мог сдержаться Мазаев.

- Николай! - предупреждали его. - Иди покури.

Мазаев послушно выходил. И уже там, в коридоре ли, во дворе, кому-нибудь из мужиков доказывал яростно:

- Ведь явно он брешет! Я - лично, от звонка до звонка... И в показные лагеря попадал, есть такие, туда иностранцев возят. Но там... Не дом отдыха! И не детский сад! Та же пайка! Он брешет!

Худой, морщинистый, Николай кидался то к одному, то к другому. Глаза его аж горели.

- Ну и пусть брешет, - успокаивали его. - А может, и правда. Капитализм...

- Там - еще хуже нашего! Там - полиция! Все - амбалы!! Брешет он...

А вот другие верили. И удивлялись. Особенно бабы. Да и как не удивишься!

- Если не работаешь, то все равно дают пятьдесят марок в месяц на карманные расходы. Хватает... А если работаешь, то триста марок - это самая маленькая зарплата, меньше не бывает. Это когда ходишь двор убирать. Работают в саду, в теплице, у кроликов, в прачечной, в мастерских. И пятьсот, и семьсот марок можно получить.

- А если по-нашему - это сколь?

- Ну, считай... Марка - это десять или двенадцать рублей. А сейчас и больше. Пятьсот - значит, более пяти тысяч, шесть ли, семь.

- Новыми?

- Ну а какими же?

- Шесть миллионов старыми?

- Да.

- За месяц?

- Конечно.

- Да за такие деньги двух дойных коров можно купить!

- Быка два года кормишь, а за него и полторы не дадут.

Поднимается шум и крик. Потому что такие деньги... Каких не видали. По двести, по триста рублей получка, да и та - лишь в уме: пишут в конторе ведомости, а денег какой уже год не дают.

- Брешет, гад! - теряя голос, сипел Николай Мазаев. - Я за уборку, за полтора месяца... С комбайна не слезал... День и ночь... Полторы... И тех не дали... Брешет! - И, не выдерживая, выскакивал на улицу, на мороз, чтобы остудить голову.

Вася Колун спокойно этот гвалт пережидал. Не торопясь выпивал стаканчик, закусывал холодцом, окисляя его помидорным рассолом, хвалил:

- А вот холодца там нет. Чего нет, того нет.

Когда народ успокаивался, плыли дальше:

- Мыло, шампунь, зубные щетки, паста, бритвы и прочее - все это бесплатно дают. В ихней одежде ходишь. Белье меняют, постельное, нижнее, полотенца хоть каждый день. По коридору ездит телега, шумят: "Кому в стирку!" Кидаешь туда грязное, а чистое выдают.

- Это - жизнь... - завидовал кто-то. - Курорты. Попасть бы туда...

- Пожалуйста, - сообщил Вася. - Поезжай в Берлин, там станция ЦО, прямо в городе. Обойдешь станцию, там - контора. Дают адреса бесплатных ночлежек. И там народ ушлый, объяснят, как попасть.

- А чего, надо податься!