Призвание варягов

Данное рассуждение вполне применимо и к Балтийскому региону. Здесь временем заметных перемен был период конца V–VI вв., когда балтийское побережье, связанное с венедами названием Венедского залива, начинает осваиваться носителями суковско-дзедзицкой культуры, которых отождествляют со славянами. Связь венетов/венедов со славянами устанавливается, в частности, благодаря сообщению историка Иордана (ум. ок. 552 г.), который писал: «У левого их склона (Альп. — Л.Г.), спускающегося к северу, начиная от места рождения реки Вистулы, на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов. Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они называются склавинами». Благодаря этому сообщению венедов очень часто напрямую отождествляют со славянами, хотя очевидно, даже из нескольких примеров, вышеприведенных здесь, что венеды намного древнее славянства. Но из высказывания Иордана можно также заключить, что группировка народов, объединившаяся под именем склавинов, сложилась в этническом массиве, в течение какого-то времени связанного общим именем венетов/венедов, а затем усилилась настолько, что передала свой язык большей части сообщества при сохранении венедского имени. Подобное явление — сложение новой общности в результате объединения нескольких старых общностей, когда принимался язык одной из них, а имя — другой — можно было повсеместно наблюдать в древности и раннем Средневековье.

Таким образом, миграции славян в Балтийском регионе были не только миграциями славянского населения, но выступали и в форме распространения славянского языка среди своих давних соратников венедов/венетов и их союзников варинов-моринов. Это объясняет сравнительную быстроту ославянивания южнобалтийского субстрата и перенесение опыта балтийских венедов и варинов уже в новые этнополитические образования со славянским языком в качестве средства общения. Однако любые преобразования вызывают размежевания в обществе, где они происходят, и часть населения покидает родные места — так было всегда. Поэтому логичным представляется предположение, что часть варинов или венедов переселялась в течение VI в. с южнобалтийского побережья севернее, на острова Балтийского моря или южное побережье Скандинавского полуострова. Приток этого населения в Скандинавию и мог оказаться тем недостающим звеном, которое замкнуло цепь и дало толчок в развитии судостроения на Готланде и появлении парусных судов, что запечатлелось в изображениях на каменных стелах. Местное население, использовавшее в течение столетий гребные суда, владело опытом использования местной акватории, а пришельцы были необходимым дополнительным человеческим ресурсом со знаниями о парусном флоте, а также, вероятно, и с материальными средствами — соединение всех этих факторов логично объясняет появление паруса на Готланде в конце VI–VII вв.

Полагаю, приведенных здесь материалов оказалось достаточно для того, чтобы обосновать высказанное в начале статьи утверждение о том, что концепция норманнистов о скандинавстве летописных варягов черпает свои аргументы из ненаучного источника, а также — о том, что утопия норманнизма подменила и заслонила от нас живую историю части народов южнобалтийского побережья. Значительную часть ее в раннее Средневековье составляла история народа варинов — древнего народа на южнобалтийском побережье, обладавшего развитыми традициями мореходства и торговли и в качестве постоянного союзника англов участвовавшего в заселении Британских островов, а также, вероятно, и использовавшего новые пути на север Западной Европы из Балтии вдоль западного побережья Скандинавского полуострова.

Часть 2 Рюрик, Трувор и Синеус

О Рослагене — выдуманной прародине Руси

Крупнейший российский лингвист О. Н. Трубачев в работе «К истокам Руси (наблюдения лингвиста)» вечным вопросом назвал не только вопрос о том, «откуда есть пошла русская земля», но и вопрос о том, как и откуда она стала так называться. Трубачев высказал убеждение, что эти два вопроса взаимозависимы, и в подтверждение сослался на высказывание Александра Брюкнера: «Тот, кто удачно объяснит название Руси, овладеет ключом к решению начал ее истории». Однако если во главу угла при исследовании историогенеза народа брать второй вопрос — об удачном объяснении имени, — то первый вопрос никогда не будет решен, потому что наука завязнет на втором, что и происходит перед нашим взором в дискуссиях о начальном периоде древнерусской истории. Аналогов данной ситуации нет, поскольку истории других народов не ставятся в зависимость от разгадки их имени.

Подмена летописного вопроса «Откуда есть пошла русская земля» вопросом «откуда она так стала называться» произведена норманнизмом, который вот уже более 200 лет навязывает науке свою концепцию скандинавского происхождения слова «русь» от шведских «гребцов»-*rodzmän и финского Ruotsi (подчеркиваю, слова, поскольку «русь» у них изначально не имя).