Призвание(Рассказы и повесть о пограничниках)

— Мы так любили друг друга! — вымолвила девочка.

Катер шел ходко и минут через пятнадцать привалил к стоящему на внешнем рейде «Ломоносову», который привез на остров Н. продовольствие, новый опреснитель морской воды, несколько станков, книги, посылки и почту.

Провожающие не расходились, с невольной грустью глядя, как с борта парохода спустили трап, как едва заметные фигурки людей поднялись на палубу, как наконец, выбрав якорь «Ломоносов» попрощался с островом протяжным басовым гудком и взял курс на север.

Мне оставалось пожалеть, что я разминулся с Алексеем Кирьяновым. «Вот о ком следует писать!» — вспомнились слова Самсонова.

— Пошли, Мариша, домой, — сказал Баулин.

Девочка вытерла кулачонками покрасневшие глаза, ответила:

— Пошли…

На стоящих у причала сторожевых кораблях, недавно возвратившихся из дозора, происходила приборка. Редкий для октября тихий ветер едва шевелил зелено-голубые флаги пограничного флота. Мутно-свинцовые волны лениво накатывались на осклизные, обросшие зелеными лохмами водорослей сваи.

Неподалеку от стоянки кораблей строилось похожее на цех здание. Из-за высокой, отвесно падающей в океан скалы доносился перекатистый гул «птичьего базара» — десятков тысяч гнездящихся там гагар и кайр.

Крутой каменистой дорогой мы поднимались от мор- базы к небольшому поселку привезенных с материка домиков: Десятый час был на исходе, а солнце все еще не могло осилить толщу низких серых туч, отчего все вокруг тоже казалось серым, унылым. Голые скалы в заплатах лишайников, нагромождения камней, напоминающие развалины древнего города, и вокруг ни единого деревца, ни единого кустика.

Дорога свернула влево, и в прямоугольной скалистой выемке, словно в громадной раме, вырисовался конус вулкана, спрятавшего в тучах свою вершину. Под ногами похрустывали обломки застывшей лавы.

— Ты не устала, Мариша? — спросил Баулин. — Давай-ка я тебя понесу.

Маринка помотала головкой:

— Не, я сама, — и побежала вперед.

Я не удержался и спросил:

— Николай Иванович, а почему бы вам не отправить Маришу на Большую землю, к родным? Уж больно сурово у вас тут на острове.

— На будущий год отправлю. Придется отправить, — сказал Баулин. — На будущий год мы станем совсем большими — пойдем в первый класс. — Сквозь грусть на лице его промелькнула улыбка. — А что до климата, так ведь Мариша здесь выросла, она у меня, можно сказать, коренная курильчанка: когда мы приехали сюда, ей не было и двух лет.

Я огляделся вокруг. Тучи немного развеяло, и вулкан показал свою усеченную главу. Внизу, левее морбазы, виднелись остатки фундаментов никуда теперь не ведущей дороги. «Моретрясение бед наделало», — догадался я.

— Пришлось перебраться повыше, — перехватив мой взгляд, объяснил Баулин и показал на стройку. — А это наши будущие судоремонтные мастерские. Новый народ скоро приедет, новые жители.

На утесе, куда мы поднялись, стояли неподалеку друг от друга выщербленные временем и непогодами большой каменный крест и скромный обелиск, увенчанный пятиконечной красной звездой.

Капитан третьего ранга снял фуражку.

— Кто-то из казаков первооткрывателя Курил Ивана Козыревского.

«1713…» — с трудом разобрал я высеченную на кресте дату. От имени отважного землепроходца осталось лишь несколько разрозненных букв.

— И таких памятников теперь на Курилах немало, — сказал Баулин, останавливаясь у обелиска.

К красноватому граниту была прикреплена чугунная доска с литыми строками:

ВЕЧНАЯ СЛАВА ГЕРОЯМ, ПАВШИМ В БОЯХ ЗА ЧЕСТЬ И ПОБЕДУ НАШЕЙ РОДИНЫ!

Память о вас, вернувших Родине Курильские острова, переживет века.

Август. 1945 г.

С высоты утеса открывался вид на океанский простор, на соседние острова. Среди туч проглянуло солнце. Далекий, далекий путь предстоит пройти ему над морями, над полями и лесами России.

— «Над моей отчизной солнце не заходит, до чего отчизна велика», — продекламировал Баулин, будто угадав мои мысли.

А Маринка легко, словно горная козочка, взобралась на большой замшелый камень и замахала ручонками. Она махала «Ломоносову», ставшему похожим на черного жука, медленно ползущего по бескрайней серо-свинцовой плите.

— Да разве увидит тебя так далеко дядя Алеша? Ты как царевна на горошине, — пошутил я.

— Увидит! — убежденно сказала Маринка. — Дядя Алеша говорил, что попросит у штурмана бинокль.

Чем же внешне грубоватый старшина первой статьи пробудил в девочке такую горячую любовь? Правда, я видел его мельком, не перекинулся с ним и словом, и первое впечатление могло быть обманчивым. И тут опять вспомнилось: «Не забудьте расспросить Баулина о Кирьянове».

Я решил при случае воспользоваться этим советом, но вечером он сам заговорил о Кирьянове. Стрелки висящих на стене корабельных часов подходили к полуночи. Маринка давно уже спала. Мы напились чаю с привезенным мной лимоном. Баулин достал из книжного шкафа фотоальбом.

— Поглядите, есть любопытные снимки.