— Свободу мне, Дэйву… — тихо продолжал между тем мужчина, — Если приведу тебя. Свободу от его влияния, его мыслей в моей голове… Но это не важно, — он неожиданно повернулся и собеседница увидела, как лицо его озаряет слабая, какая-то растерянная и обреченная улыбка, — Он солжет, я знаю. Я… Он — кукловод, а я — марионетка в его руках. Он дернул ниточку, и я был вынужден сделать то, что сделал… Прости меня, — взгляд оборотня уперся в девушку и та, неожиданно ощутив почти забытую жалость, вдруг почувствовала, что собеседник не врет.
Тот же неожиданно коротко, горько рассмеялся.
— Свобода… — почти прошептал он и, подняв взгляд к потолку, чуть покачал головой, — Я так мечтал о ней, так обрадовался его обещанию, что забыл обо всем… Я так устал быть марионеткой. А он все равно продолжит дергать за ниточки и будет продолжать до тех пор, пока ему не наскучит.
Ричард умолк, очевидно сожалея о собственной откровенности и, опустив взгляд, рывком подался вперед.
— Не думай, что я пытаюсь вызвать жалость, — голос его на сей раз прозвучал скорее резко, нежели расстроено, и мужчина, вероятно, не желая более продолжать эту тему, опять шагнул к собеседнице, — Он не любит ждать, Татьяна. Идем.
Девушка медленно спустила ноги с кровати. Не взирая на заявление собеседника, жалость к нему она все-таки испытывала, и вести себя так же отстраненно, как и прежде, уже не могла.
— Где же находятся эти ниточки, — негромко начала она, глядя почему-то на пантеру, сидящую совсем недалеко от нее, а не на ее хозяина, — О которых ты говоришь? — при последних словах она все-таки подняла глаза. Ричард резким движением поднес руку к голове и прижал два пальца к виску. Ответ его был отрывист:
— Здесь.
Татьяна сдержала вздох и, тоже решив закрыть на этом тему, по крайней мере, на некоторое время, попыталась подняться на ноги. Пантера, как будто бы только и ждавшая этого момента, тоже встала и весьма дружелюбно уставилась на нее, чуть приоткрывая пасть. Блеснули желтоватые, угрожающе острые клыки, и девушка, попятившись, вновь плюхнулась на кровать.
— Не хотелось бы, конечно, настаивать… — неуверенно начала она, медленно подтягивая к себе ноги, — И вообще приставать со всякими глупостями… Но, быть может, кто-нибудь смог бы поспособствовать мне в хождении мимо опасного хищника? А то я как-то пропустила обучающий этому раздел йоги, могу только лежать на углях.
— По-моему, по углям они ходили, — мужчина, явно довольный сменой темы, сделал несколько шагов вперед и, отодвинув коленом черную морду, галантно подал девушке руку, — Позвольте сопроводить вас, мадемуазель.
— Позволяю, — поспешно согласилась Татьяна и, стиснув пальцы собеседника, поторопилась вновь подняться на ноги. На сей раз она старалась держаться так, чтобы между ней и черным ягуаром находился хозяин последнего и, хотя и не чувствовала себя в совершенной безопасности, все-таки ощущала некоторую уверенность.
Путь до выхода из комнаты, как и ожидалось, не занял много времени. Пожалуй, он не занял даже минуты, — потребовалось всего несколько шагов, чтобы миновать комнатушку и оказаться за ее пределами.
Ричард, во время этого коротенького перехода уверенно удерживающий руку пленницы, да еще и приобнимающий ее за плечи, в коридоре тотчас же выпустил ее, даже делая шаг в сторону. У Татьяны это вызвало неподдельное изумление.
— На балу ты вел себя куда как более… — она замялась, пытаясь подобрать подходящее, но не слишком грубое слово и, в конце концов, неуверенно закончила, — Свободно? Что же мешает тебе теперь?
— Может быть то, что сейчас не бал? — последовал несколько колкий ответ, и девушка негромко фыркнула.
— То есть, так нагло ты можешь вести себя только на балу? — уточнила она. Ответом ей послужила на удивление мечтательная улыбка.
— Знаешь, как в то время называли балы? — поинтересовался мужчина и, не дожидаясь ответа, подхватил пленницу под руку, увлекая ее вперед, — Их звали местами, где зажигается кровь… Ты не представляешь, как полыхнула моя кровь в тот миг, когда я увидел тебя, моя очаровательная, — Ричард хитро улыбнулся, явно специально называя девушку так, как звал ее в восемнадцатом веке, — Горит, между прочим, до сих пор. И это не взирая на то, что ты упорно не хотела запоминать мое имя… Хотя это сыграло мне на руку.
— Это как же? — Татьяна, без сопротивления шагающая с весьма неспешно идущим собеседником, и с невольной улыбкой слушающая его излияния, вопросительно приподняла бровь. Мужчина хмыкнул и неожиданно остановился, поворачиваясь к ней лицом.
— Я же говорил тебе, что собираюсь посетить Англию. Но то было весьма буйное время, французов в Британии не жаловали и, пожалуй, явись я туда как Ренард Ламберт, меня бы скорее расстреляли без суда и следствия. Поэтому, так или иначе, встал вопрос о смене имени. И вот тут я, вспомнив, как одна обворожительная девушка упорно звала меня Ричардом на последнем из тех балов, где мне довелось бывать, подумал, — чем черт не шутит?