– Объясни! – повысила голос я, оборачиваясь. Но Анаида исчезла. – Какого чёрта ты исчезаешь в неподходящий момент! – Со злости я ударила рукой по рулю, вывернув запястье. – Твою мать!
Я вылезла из машины, прижимая ладонь к груди и сжимая запястье здоровой рукой.
– Нужно приложить лёд, – шептала я.
–
– Оставь меня в покое! – прошипела я, захлопывая входную дверь ногой.
Вошла в дом и рванула к холодильнику. Достала из морозилки лёд и приложила к ноющему запястью. Я чувствовала, как оно пульсирует.
–
Я ничего не отвечала ей, закрыв глаза.
–
– Будь любезна, объясни, – я старалась говорить мягче, хотя внутри всё бурлило, эмоции выплёскивались наружу словами. – Я ничего не понимаю!
–
– И чем это мне поможет?
–
Я зажмурилась, прикусив губу, и отпустила запястье, которое отдалось ноющей болью. Эта боль была похожа на зубную.
–
Я почувствовала, как что-то запульсировало в подушечках. Как будто ростки чего-то живого хотели прорасти через кожу.
–
С закрытыми глазами я следовала за голосом Анаиды. И постепенно боль в запястье стихла.
– Этого не может быть! – Я открыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям.
–
– Я не понимаю, о каком проклятии и о какой силе ты говоришь!
–
– На чердаке ничего нет, – выдохнула я.
–
– Эти призрачные дневники сведут меня с ума, – фыркнула я, но полезла на чердак.
Как и родовое проклятие. И сила, которая есть в моих руках. Я её чувствовала. Она будто разливалась по венам – от плечей до кончиков пальцев.
Мне едва удалось открыть дверь. Кто-то – Виктор – специально вбил гвозди, чтобы не было возможности туда попасть хрупкой женщине. Но я не была хрупкой.
Оставив фонарик на перекладине на входе, чтобы свет от него попадал на большую часть чердака, я полезла внутрь. В некоторых местах невозможно было находиться в полный рост, приходилось сгибаться или опускаться на четвереньки. Но ни в одном углу маленького чердака не было никаких дневников.
Анаида появилась внезапно – это было в её репертуаре.