Призрак живых

1) сильные, здоровые и очень самовольные, особенно если воля у них не дисциплинирована, как у всех упрямцев, так как они сильно выделяют лучи вокруг себя и не могут ограничить своё лучеиспускание; некоторые суровые магнетизёры, требующие, чтобы все повиновались им, и все вообще люди, которые, неизвестно почему, антипатичны субъекту;

2) некоторые субъекты ясновидящие, в особенности если они очень симпатичны субъекту опытов.

Первые выделяют обильные излучения, которые, энергично бросаемые, отталкивают излучения, даваемые субъектом для образования призрака, и последний, тоже отталкиваемый, качаемый, не может достаточно сгуститься. Контуры бывают едва обозначены, молекулярные вибрации мало появляются, а крупные волны беспорядочны или бледно обрисованы. Второго рода люди не вредят образованию призрака в начале раздвоения, но бывает невозможно переступить известный предел сгущения и заставить призрак не сходить с места, так как его тянет к свидетелю ясновидящему, и он отходит от него, чтобы снова и опять вернуться.

В обоих случаях экспериментатор затрачивает много энергии, не получая важных явлений.

Шум составляет одно из вреднейших препятствий для образования призрака и сохранения его в состоянии сгущения, если он хорошо образовался.

Хорошо сгущённый призрак готов к действию; достаточно бывает продолжительного шума известной силы, оживлённого разговора, хотя бы вполголоса, между свидетелями, чтобы контуры призрака стали менее ясны, чтобы большие волны сделались беспорядочны и порывисты. Призрак дрожит тогда всей своей массой, становится расплывчатым, менее блестящим, менее приятным на вид и теряет всякую способность к работе. Если в то время у него будет внезапное волнение, как иногда случается без уважительной причины, когда раздаётся сильный шум, или направлять на призрак сноп яркого света, как делает фотограф для моментального снимка в темноте, — призрак оставляет своё место и прячется позади субъекта, как бы за щитом. Он также часто совершенно распадается и его составные элементы почти моментально входят в тело субъекта. Раздвоение тогда кончено, и если желают продолжать опыты, то надо снова раздвоить субъекта, но тогда призрак — боязлив и подходит с недоверием к тому месту, куда зовёт его требуемая от него работа; во всяком случае, теряется много времени и редко получаются затем удовлетворительные результаты.

Звуковые вибрации оказывают, следовательно, сильное действие на призрак, а так как всякое движение последнего отражается на субъекте, то бывает можно, держа за руки субъекта, констатировать в нём звуковые движения, как это делают на поверхности вибрирующего колокольчика, приложив к нему руку. Эти движения призрак чувствует задолго до того, когда доходит шум до слуха присутствующих. Тяжёлая телега, например, едет по улице, на известном расстоянии; никто её не слышит, но экспериментатор чувствует под своими руками волнение субъекта. Волнение растёт, телега приближается, её слышат, и волнение усиливается; телега проехала, шум прекратился, но волнение продолжается ещё несколько минут. Призрак тогда более или менее дезорганизован. Чувствительность к звуковому движению так велика, что, держа субъекта за руки, замечаешь волнение, произведённое в призраке боем часов, который едва слышен.

Из этого описания легко можно понять, что всякий шум, даже перемена места свидетеля, а, главным образом, приход постороннего человека в рабочий кабинет, должны вызвать большее или меньшее расстройство. Вот пример тому.

Однажды вечером я производил опыты с г-жёй Франсуа, в присутствии гг. Дюбуа и Франсуа. Мы легко получали по желанию удары по столу, к которому никто не прикасался. Около половины десятого раздался звонок. Субъект заволновался и я увидел, что призрака не было ни около рабочего стола, ни в предназначенном для него кресле по левую сторону субъекта. Я спрашиваю у субъекта, где призрак. "Он пошёл узнать, кто звонил", ответил субъект. Я спрашиваю, кто пришёл мешать нам в такой час, и надо ли принять его? — "Пришёл к вам мужчина, и можно принять его", ответил субъект. Я попросил г. Дюбуа принять посетителя. Это был доктор X…., приятель мой, который принёс мне рукопись. Так как он был незнаком субъекту, его тихонько привели в рабочий кабинет.

Призрак дезорганизовался и субъект был в сильном расслаблении. Я успокоил последнего и пытался сгустить первый, и когда сгущение показалось мне достаточным, я велел ему подойти к столу и ударить два раза. Через нисколько минуть послышался треск в столе, и раздались два удара, а затем три удара, сделанные с раздражением.

Субъект ослаб и присутствие нового свидетеля страшно стесняет его. Опасаясь припадка, я весьма медленно разбудил его, чтобы снова усыпить и разбудить несколько раз; когда наконец я нашёл его в удовлетворительном физическом и душевном состоянии, хотя немного нервным, я отпустил его.