И в этот миг где-то в чёрных глубинах возник еле различимый свет. Нет, он вовсе не был похож на багровые всполохи пожара - скорее, на утренний туман, подсвеченный восходящим солнцем. Передо мной из тьмы выступили стены длинного сумрачного тоннеля, уходящего в неизмеримую даль. Не знаю откуда, но у меня вдруг появилось отчётливое знание, что свет этот существовал всегда, где-то там - в глубине тьмы, просто я не был в состоянии его разглядеть. И всё-таки как же он ещё далёк! Словно звезда на небе. Но это неважно! Важно то, что он есть. И что до него можно добраться. И я обязательно доберусь. Разве занимать мне упорства и терпения? Настанет миг, и однажды я пройду этот путь до конца!
Приблизившись вплотную к тому, что раньше было пыльной зеркальной поверхностью, а теперь стало входом в тоннель, я сделал первый шаг и вступил в него. В последнее мгновение перед тем, как сделать это, я вдруг впервые за многие годы увидел в зеркале своё собственное отражение. Странно, но теперь оно более не напоминало того жуткого уродца, что столько раз таращился на меня из дождевых луж. Оно даже не было похоже на человека на портрете. Теперь я выглядел так, как выглядел, когда мне было, должно быть, лет тридцать. Я даже будто бы прибавил в росте, а вместо старой ночной рубашки на мне оказались просторные серебристо-белые одежды.
Первое, что я ощутил, когда шагнул в тёмный арочный тоннель, выложенный чёрным обсидианом, было забытое ощущение прикосновения босой ступни к холодным плитам пола и бодрящий сквозняк на лице. И в этот самый миг оглушительный грохот за спиной известил меня о том, что моей башне пришёл конец.
ЭПИЛОГ
- Мама, а можно Бобби тоже попьёт с нами чай? - спросила маленькая Энни, обращаясь к сидящей рядом матери и крепко прижимая к себе здоровенного плюшевого медведя, уютно пристроившегося у неё на коленях.
- Конечно, милая!
Эмма гладила свою дочь по голове и смотрела на неё так, как только мать может смотреть на своё дитя, ещё недавно чудом спасённое от смерти.
- Клянусь собственной шкурой! Нет, вы только подумайте: это же шут знает, что такое! А я ему: "Джедидайя, дружище, ты ж мой кореш! Мы ж с тобой столько раз вместе в Хэлвудскую чащу с ночевой ходили... пока ты не помер". А он в ответ только рычит и лапы свои когтистые протягивает. Вот тебе и старый друг, клянусь собственной шкурой...
С того момента, когда я вступил в тоннель, и до того, как достиг его противоположного конца, для меня минуло немало времени. Труден и долог был путь через тьму к свету. Если мерить земными мерками, занял он без малого три года. Однако в тех сферах, где довелось мне найти своё новое постоянное пристанище, время идёт по-иному. В итоге, решив проведать родные края и вернувшись в мир смертных, я как раз успел полюбоваться последними клубами дыма, рождающимися на догорающих руинах моей старой башни. Поскольку отныне мне было дано перемещаться куда угодно со скоростью мысли, я решил начать с посещения тех мест, которые что-либо значили для меня при жизни. Нетрудно догадаться, что в дом Брэма, где произошли столь важные события в последний день моего пребывания на Земле, я направился в первую очередь.
Вся семья мельника находилась на кухне и пила чай за тем самым столом, за которым вчера сидели Брэм, Тед и Гэлл, слушая байки охотника и ещё не ведая, какое испытание совсем скоро им всем предстоит пережить. Разница состояла лишь в том, что теперь за окном стоял белый день и в комнате не было чернокнижника, замышляющего свои коварные планы. Его трёхногий табурет в углу пустовал. Вернее, его занимала лишь старая широкополая шляпа Блэйка Доброхота.
Сам охотник был тут же. Широкими шагами расхаживая взад и вперёд в узком пространстве кухни, он старательно пересказывал собравшимся все события прошедшей ночи, как если бы они сами не были их свидетелями. Похоже, ему до сих пор не вполне удалось успокоиться после вчерашнего приключения.
- А может, он обиделся на то, что я его полным именем назвал? - продолжал Блэйк начатую мысль. - Так ведь "Джи" как-то слишком уж фамильярно звучит... по отношению к покойнику-то!
Должно быть, последняя фраза по какой-то причине показалась невероятно смешной юному Теду. Прыснув от смеха, толстяк ненароком пролил на скатерть перед собой немного чая из кружки, из которой в этот момент отхлёбывал.
Старый обитый железом ларец с навесным замком стоял тут же, в углу возле плиты. Как раз в это время Брэм, периодически с интересом поглядывающий в его сторону, вновь обернулся и уставился на него, как бы любуясь.
- Да-а-а-а! - протянул он уважительно. - Вот это знатное железо! Сейчас уж такого не делают. Надо же! За столько лет даже не заржавел. И с такой высоты упал - не покорёжился.