Призрак океана, или Адмирал Колчак на службе у Сталина

ИНТЕРВЬЮЕР: – Положим, Бокий фиксировал все разговоры с вице-адмиралом, записывал на магнитную пленку. Да или нет?

ПРИЗРАК: – Да, но не на магнитную пленку. Киносъемка велась. Колчак, скорее всего, не знал о том. Об этом можно судить по его поведению и реакции в кадрах.

ИНТЕРВЬЮЕР: – И после того как всесильный Бокий проиграл скрывающему до поры до времени свою реальную силу сопернику, которого он сам хотел свалить и чье место занять, все его материалы, как и люди, попали к товарищу Сталину? В Секретариат товарища Сталина, или, как еще иногда называют, партийную разведку, т. е. к папе Боре ?

ПРИЗРАК: – Да.

ИНТЕРВЬЮЕР: – Вы сказали: «Можно судить по его поведению в кадрах». Вы видели эти кадры?

ПРИЗРАК: – Да.

ИНТЕРВЬЮЕР: – Как на них выглядел вице-адмирал?

О чем они чаще говорили? Это были длинные диалоги?

ПРИЗРАК: – Ухоженным. Во взгляде – заинтересованность делом; нет, тоски в глазах не было. Но лицо было непроницаемым, неулыбчивым. Скажем так, жестким, неприветливым. Только дело, ни тени лакейства… Говорили о чем?

Чаще о его исследованиях в начале ХХ века, о результатах исследований, о перспективах, о создании особой лаборатории или направления науки, которые мог бы возглавить Александр Васильевич… Колчак говорил, что открытия, которые он осуществил, столь значимы, что на какое-либо новое научное открытие он просто физически не готов. Точнее, говорил, что человек, если ему суждено, делает лишь одно исключительное научное открытие, а далее ученый живет за счет этого открытия. Мозг исследователя устроен таким образом, что в отличие от остальных, может соприкоснуться с чем-то феноменальным, внеземным.

ИНТЕРВЬЮЕР: – И с чем же из разряда феноменального столкнулся сам вице-адмирал?

ПРИЗРАК: – Прежде чем ответить на этот вопрос… (Сидит в задумчивости, углубленный в себя, припоминая; говорит, не поднимая головы. – Авт .) Вот его слова, почти дословно: « Благодаря тем исследованиям, которые я осуществлял со своими коллегами, в результате анализа и проведенных неоднократно экспериментов и наблюдений я пришел к выводу, что наши додревнейшие предки, жившие 35–40 тысяч лет назад, стояли у истоков своей цивилизации, и за какие-то 2000–3000 лет создали уникальную цивилизацию, заложившую основы появления известного уже нам древнего мира Египта, Греции, Рима. Но уровень цивилизации и ее науки во всех отраслях деятельности живших тогда людей превосходил во много крат цивилизации древних народов. Наши додревнейшие предки установили, безусловно, связь с разумной жизнью за пределами нашей Солнечной системы… Кстати, это же утверждал Михайло Ломоносов, к пониманию этих проблем был близок Петр Великий ».

ИНТЕРВЬЮЕР: – О судьбе России велась речь?

ПРИЗРАК: – Редко. Все было понятно и так. По крайней мере, для Александра Васильевича. Похожий вопрос звучал в их диалогах. « Что можно сказать о судьбе Родины?  – ответил Колчак, когда Глеб Иванович спросил, что он думает по поводу того, есть ли будущее у русской цивилизации и русского народа. – Только то, и я сейчас очень отчетливо это понимаю, что нашлись на земле недочеловеки, которые увидели опасность в существовании русских людей и Русского государства. Теперь моей Родины нет. Есть ваша воля и есть ваша власть ». Грустно, правда? Словно все для него стало второстепенным, погребенным в полусумрак умирания… никаких человеческих ценностей, никакого привыкания, сочувствия, радости… сухой рационализм и холодная умственность. Конечно, Бокий его спросил: «Почему же вы работаете со мной?» Он ответил (пауза, вспоминает… – Авт .): « Я бы с вами не работал, если бы в моей жизни не было расстрела. Но я обязан вам жизнью. Конечно, это не благодарность, это… осознание того, что вы спасли мне жизнь, а я должен чем-то платить. И я плачу… Это тонкая психология, она сразу на слух не воспринимается. Боюсь ли я смерти? Если бы в моей жизни не было расстрела, я бы сказал, что я здравый человек, а потому страх смерти есть. Но у меня есть воля, и я готов был погибнуть в бою за свою Родину. А сейчас у меня нет ни того, ни другого. А есть вот эта самая тонкая нить психологии, которая подсказывает или дает ощущение, что я что-то не сделал еще здесь, на Земле, коль оставлен жить в особых, экстремальных условиях, и как бы интересно ни было за той самой чертой, откуда возврата не может быть, я постараюсь удовлетворить свой интерес, во что бы он ни вылился… »

ИНТЕРВЬЮЕР: – Как вы думаете, где могут быть сейчас эти пленки и сведения?

ПРИЗРАК: – В России… и в США…