Призрак (ЛП)

Я провожу время с Танакой, по крайней мере, раз в неделю. Временами она кажется грустной, затерявшейся в лабиринте собственных мыслей. Она не говорит о том, что между ней и Николаем. Я знаю только, что, когда она здесь, со мной, она счастлива. Мы стали близкими подругами.

И все больше и больше я думаю о Мак.

Я думаю о том, чтобы увидеться с ней. И надеюсь, что еще есть какой-то шанс восстановить нашу дружбу.

Думаю, скоро.

Я скоро свяжусь с ней.

Моя жизнь полностью изменилась за столь короткое время. Из той, у которой не было ничего, я стала той, у которой есть все. И это пугает меня почти все время. Я думаю о своем ребенке и задаюсь вопросом, каким будет Алексей со своим сыном. Я знаю, что он будет хорошим отцом. Но я также знаю, что он нервничает. Он боится подвести нас.

Я вижу, как этот страх расцветает все больше по мере того, как растет мой живот. Я вижу это, когда он проводит время в детской, рассматривая вещи, которые я купила. И часто я наблюдаю это поздно ночью. Когда он внутри меня и смотрит мне в глаза.

Я не пытаюсь его успокоить. Потому что, как и я, Алексей должен разобраться в этом сам. Мои слова не облегчат его беспокойства, так же как его слова не всегда облегчают мою озабоченность.

Сегодня, когда я прохожу мимо его кабинета, он смотрит на шахматную доску на своем столе. Но Франко нигде нет. Здесь только Алексей, погруженный в свои мысли.

Некоторое время я наблюдаю за ним в тишине. В своей стихии, его мозг работает так, что я никогда не пойму, как. Я наблюдаю, как его глаза просчитывают все движения, как его рука скользит по челюсти. Он такой невероятно красивый. У меня учащается сердцебиение, сердце бьется слишком быстро. Я испытываю боль за него, которая мне незнакома. Я жажду его слов, его прикосновений, его взгляда на меня.

Когда у меня есть эти вещи, больше ничего в мире не существует. Он всегда заставляет меня жаждать большего.

— Ты могла бы поздороваться, — говорит Франко у меня за спиной.

Я вздрагиваю от его присутствия, мне любопытно, как долго он там стоял. Наблюдая за мной, наблюдая за моим мужем.

— Почему бы тебе не присоединиться к нам, — предлагает он. — Кто-нибудь, кроме меня, должен увидеть его шахматные навыки.

Я колеблюсь, но Франко вводит меня внутрь, прежде чем я успеваю придумать какие-либо оправдания. Когда Алексей видит меня, он бросает на меня любопытный взгляд.

Сегодня утром мне было скучно, поэтому я потратила кучу времени за наведением красоты на лице. Результатом стали сильно подведенные глаза и новый оттенок помады на губах.

— Ты выглядишь иначе, — замечает он.

Я смело сажусь на его стол и свешиваю ноги, встречаясь с ним взглядом.

— И тебе нравится.

Он улыбается, как и Франко. А потом они переключают свое внимание на игру, которая, кажется, никогда не закончится.

— Франко сказал мне, что у тебя есть какие-то сногсшибательные навыки игры в шахматы, — замечаю я.

Алексей отмахивается от этого замечания.

— Он всегда позволяет мне побеждать.

— Я никогда тебе ничего не позволял, — ворчит Франко.

— Ты можешь научить меня? — интересуюсь я.

Алексей, кажется, удивлен моей просьбой. Он тянется к моей икре и проводит пальцами по моей коже, щекоча и массируя ногу.

— Я не могу научить тебя, но ты можешь научиться.

— Что это значит?

— Просто смотри, Солнышко.

Так я и делаю. Но меня все время отвлекает от игры человек, который в нее играет. Его рука все еще на моей ноге, мои ноги теперь покоятся на его бедрах.

Алексей дарит заботливые и согревающие прикосновения. Но он всегда тверд в этих вопросах как непоколебимая скала. Он не принимает эти вещи ни от кого другого.

— А что насчет нее? — спрашиваю я его, указывая на треснувшую шахматную фигуру, лежащую на его столе. Ту, которую, как я знаю, не имеет абсолютно никакого отношения к этой игре, но ко всему, что связано с чем-то другим.

Он смотрит на фигуру, а затем снова на меня. Франко по-прежнему сосредоточен на игре, и я рада этому.

— Она с первого раза, когда я победил своего отца в игре, — говорит он мне. — Вернее, с того самого первого раза, когда я позволил себе сделать это.

Я нерешительно тянусь к ней, рассматривая ее между пальцами. Странно, что он хранил ее все эти годы. Но для него это важно.

— Почему? — интересуюсь я.

— Мама говорила, что я всегда должен позволять ему побеждать, — отвечает Алексей. — И я это делал. Пока он не сказал мне, что я не достойный противник.

— Она треснута, — замечаю я.

— Ага, — отвечает он.

Больше ничего не говорит, но это и есть ответ на мой вопрос. Отец Алексея был взбешен этим. И по какой-то причине ему это нравится. Я подозреваю, что Сергей всегда был не уверен в своем сыне. Но я также подозреваю, что это не имеет никакого отношения к его слуху и всему, что связано с его умственными способностями.