Призрак Александра Вольфа

Я услышал шаги, приближавшиеся к моему столику, поднял глаза и увидел человека среднего роста, очень плотно сложенного, с бритым мрачным лицом; он был в светло-сером костюме и синей рубашке с ярко-жёлтым галстуком. Меня удивило жалобное выражение его глаз, объяснявшееся, по-видимому, тем, что он был пьян. Он встретил мой взгляд и спросил без всякой подготовки:

— Что ты здесь делаешь?

— Пишу.

— А? Что же ты пишешь?

— Статью.

— Статью?

— Да.

Это его, казалось, удивило.

— Ты, значит, не из полиции?

— Нет, я журналист.

— Ты меня знаешь?

— Нет.

— Меня зовут курчавый Пьеро.

Тогда я вспомнил, что несколько дней тому назад в двух газетах были заметки о смерти боксёра Альберта, судившегося четырнадцать раз и многократно сидевшего в разных тюрьмах. Заметки были озаглавлены «Драма среди преступников» и «Сведение счётов»; там упоминалось ещё о какой-то женщине, из-за которой будто бы все это произошло. «Полиция почти не сомневается, что виновник этого преступления — Пьер Дьедоннэ, по прозвищу „курчавый Пьеро“, который сейчас усиленно разыскивается. По последним сведениям, он успел покинуть Париж и находится, вероятнее всего, на Ривьере».

И вот этот самый Пьеро стоял передо мной, в кафе на бульваре St. Denis.

— Ты, значит, не уехал на Ривьеру?

— Нет.

Потом он сел против меня и задумался. Через несколько минут он спросил:

— О чем ты, собственно говоря, пишешь вообще?

— О чем придётся, о самых разных вещах.

— А романов ты не пишешь?

— До сих пор не писал, но, может быть, когда-нибудь напишу. Почему это тебя интересует?

Мы разговаривали с ним так, точно нас давно связывали дружеские отношения. Он спросил, как моя фамилия и в каких газетах я работаю. Потом сказал, что при случае может мне рассказать много интересного, пригласил меня как-нибудь зайти в это же кафе, и мы с ним расстались.

Потом я встречался с ним ещё много раз, и он действительно рассказал мне интересные вещи. Нередко случалось, что, благодаря его откровенности, я располагал сведениями, которыми не располагала полиция, так как его осведомлённость в определённой области была исключительной. Он был, несомненно, человек незаурядный, у него был природный ум, и этим он резко выделялся среди своих «коллег», которые чаще всего отличались столь же несомненной глупостью. Он так же, как большинство его товарищей по ремеслу, отчаянно играл на скачках и читал каждый день газету «Veine»[43], но, кроме этого, он иногда читал книги, и в частности романы Декобра, которые ему очень нравились.[44]

— Вот это написано! — говорил он мне. — А? Что ты скажешь?

Мне всегда казалось, что он плохо кончит, — не только потому, что его ремесло было само по себе чрезвычайно опасным, но и по иной причине: его все тянуло к каким-то для него незаконным, в сущности, вещам, и он понимал разницу между теми интересами, которыми он жил, и теми, которыми жили другие, бесконечно от него далёкие люди.

Он как-то приехал на «бюгати» красного цвета; он был в новом светло-коричневом костюме, со своим любимым жёлтым галстуком, и все те же кольца блестели на его пальцах.

— Как ты все это находишь? — спросил он меня. — В таком виде я могу ехать на приём в посольство, как те типы, о которых пишут в газетах? А? «Мы заметили…»

Я отрицательно покачал головой; это его удивило.

— Ты находишь, что я плохо одет?

— Да.

— Я? Ты знаешь, сколько я заплатил за костюм?

— Нет, но это неважно.

Я никогда не думал, что моя отрицательная оценка его манеры одеваться способна так его огорчить. Он сел против меня и сказал:

— Объясни мне, почему ты находишь, что я одет не так, как нужно?

Я объяснил ему, как мог. Он был очень озадачен. Я прибавил:

— Кроме того, только по тому, как ты одет, тебя очень легко отличить. Какой-нибудь тип, у которого есть известный опыт, — ты понимаешь, — ему не нужно знать тебя в лицо или спрашивать у тебя бумаги. Только по твоему костюму, галстуку и кольцам он будет знать, с кем имеет дело.

— А мой автомобиль?

— Это гоночная машина. Зачем она тебе в городе? Их мало, они все наперечёт. Возьми среднюю машину тёмного цвета, на неё никто не обратит внимания.

Он сидел молча, подперев голову рукой.

— Ты что? — спросил я.

— Меня переворачивает, когда ты так говоришь, — сказал он. — Я начинаю понимать то, что не нужно понимать. Ты говоришь, что книги, которые мне нравятся, плохие книги. Ты в этом знаешь больше, чем я. Я не могу разговаривать с тобой как равный, потому что у меня нет образования. Я низший человек, je suis un inferieur[45], вот в чем дело. И, кроме этого, я бандит. И другие люди выше меня.

Я пожал плечами. Он внимательно на меня посмотрел и спросил:

— Скажи мне откровенно: ты думаешь так же, как я?

— Нет, — сказал я.

— Почему?