Призрачный театр

Бесподобный стоял в ближайшем углу между двумя мужчинами в черных кожаных нарядах.

– Вон там ходячий гульфик – лорд Мейпсбери. А другой – наш хозяин, – прошептала Алюэтта.

Эванс. Генри Эванс. Хотя именно он платил ей по два пенни в день, Шэй знала о нем только благодаря сплетням. Владелец театра, друг королевы, одной ногой при дворе, другой на помойке. Владелец вороных лошадей с черными плюмажами, удилами и сбруей якобы сплошь из серебра (никто не посмеет их украсть). Он окружил себя свитой из никчемных младших сынков с порочными наклонностями и вечными долгами, которые показывали свой норов с незнакомцами, но перед ним трусили.

При всем своем высоком росте он отличался странным телосложением, как будто его собрали из разнородных остатков. Седые, до плеч волосы, неумело подкрашенные черникой, придавали ему вид старой, пегой лошади. Покатые плечи, круглый живот и длинные, висевшие как плети руки. Мышцы его заплыли жиром, на костяшках пальцев, в отличие от макушки, черноту волосяного покрова сменила седина. Хотя глаза оставались весьма оживленными. Он искоса оглядел комнату и вновь сосредоточился на Мейпсбери и Бесподобном. Они стояли достаточно близко, чтобы Шэй услышала их разговор.

– Я слышал, его сняли после трех выступлений. Народ уходил до того, как успевали прийти все опоздавшие. Прошлым вечером мы заработали больше на продаже устриц, чем они – на билетах.

– Вот и славно, – равнодушно произнес Мейпсбери, – не люблю шутов. Дураков я могу увидеть бесплатно.

– Вы, безусловно, правы, – вставил Эванс, услышав в неодобрении лорда приглашение к разговору, – оставим комедию для деревенщин. Наш город создан для магии, – он слегка коснулся плеча Мейпсбери, – у нас есть закрытое представление на эту тему, верно Бесподобный?

Бесподобный оживился, вытянувшись, точно натянутая струна.

– Да, есть. «Метаморфозы» Овидия. Мальчики становятся ослами, боги становятся мужчинами, а птицы превращаются в красоток.

У Мейпсбери был взгляд торгаша.

– И которая из этих птиц… – он обвел комнату позади него жестом руки, – покажет такое превращение?

– Трасселл взял это на себя, – впервые в голосе Бесподобного появилась пылкость, – этот парнишка сегодня играл уличного торговца. Он поет, танцует и прекрасно играет.

Скука на лице Мейпсбери резко усилилась, как опускающаяся решетка ворот, и Эванс поспешил вмешаться:

– Но, конечно же, эта роль в пьесе была написана для лорда Бесподобного. Саму королеву очаровало его выступление.

– Так ее уже показывали при дворе?

– На частном маскараде. Исключительно для избранных. Доверенных лиц.

– Вряд ли тогда это что-то новенькое, не так ли? – Мейпсбери окинул взглядом комнату. Возможно, в другой раз… – он сделал знак слуге в углу, – подавай карету.

Когда они остались одни, на лице Эванса не отразилось ничего плохого, но он ухватил Бесподобного за локоть, крутанул и притянул к себе поближе.

– Ну что, вылез с твоим чертовым Трасселлом? Никому не хочется видеть, как Трасселл превратится в девственницу. Он едва приемлем в роли мальчика. Бес тебе в ребро, ты поглупел или просто устал от работы?

Плечо Бесподобного поникло, когда Эванс скрутил его.

– Зато стал хорошо играть. Я сам с ним занимался. Вы удивитесь.

– А я не хочу удивляться. Хочу, чтобы мне платили.

Острые ногти впились в его руку. Бесподобный перекосился и, согнувшись, взвыл от боли. Пальцы Эванса вздувались вокруг колец.

Проходя мимо них к выходу, унылый аристократ в украшенной пером шляпе сделал затейливый поклон. Когда он удалился, даже легкое подобие улыбки стерлось с лица Эванса.

– И кстати, говоря об сюрпризах. Сценарий есть сценарий. А не чертово приложение к твоим комментариям.

Бесподобный покачал головой и, резко замерев, возразил:

– Наш драматург повторяется. Должно же быть какое-то разнообразие.

– Тогда рядись в другую гребаную рясу, – лицо Эванса скривилось. – Монолог о богатстве России должен звучать обязательно. Кертон заплатил целое состояние за этот сценарий. Ему нужны спонсоры для его тамошних приключений. И заруби себе на носу: ты не актер, ты мальчик на побегушках.

Отпустив руку Бесподобного, он окинул его взглядом с головы до ног.

– У тебя тоже начала пробиваться бородка. Сколько же лет тебе уже стукнуло, тридцать?

– Мне пятнадцать. Вы же знаете.

– Мог бы поклясться, что ты старше. На вид уж точно. Может, настало время для перехода в обычный театр? Я слышал, что в «Занавес»[10] подыскивают новых актеров.

– Эванс, я и здесь всем доволен. Мы распродали билеты почти на неделю вперед. Люди приходят на меня.