Призрачный театр

Позже в их дом заходили люди. Авискультане других общин, пришедшие к ним ради Мурмурации, принесли новости из Лидса и Гвента, из Корнуолла и Уэксфорда. Они обладали тем же тайным даром неприметности, что развила в себе Шэй. В их верованиях не было ничего запретного, но в такие подозрительно тревожные времена здравомыслящие люди не собирались привлекать внимание к своим особенностям. Они жили одинаково скромно и тихо и бесконечно почтительно относились к Шэй. Она старалась играть с этими детьми – казалось, совсем недавно она сама была одной из них, – но эти птенцы хранили несгибаемую учтивость. Они приносили еду. Порой даже угощения: засахаренный имбирь с Королевской биржи или настоящий французский бренди, но в этом году появлялись только самые простые продукты. Джонсоны приносили ячмень, а у входной двери еще висел мешок твердой, обмазанной глиной репы. Шэй не просила ни о каких подношениях. Кожа на лице Лонана сморщилась и обвисла, как старая изношенная одежда, и река в этом году замерзала уже два раза. Каждый такой морозный день не сулил лодочникам прибыли. Общаясь с гостями, Шэй оставила недоеденной половину своего ужина; Лонан доест его завтра, а она могла подкрепиться и в театре. Проведя там лишь один день, она уже планировала возвращение в Блэкфрайерс. Почему ей постоянно хотелось бывать в новых местах? В этом грязном и дымном городе с его загребущими руками и обманчивым звоном денег за любым поворотом – все это разжигало жажду новых просторов и воздуха, способного поглотить любые ее крики. Но в Бердленде ее окружали иные, только домашние ценности. Сегодня она готова променять эти небеса и болота на деревянную будку под сценой и на новый неведомый мир, открываемый накрашенными устами.

– Будь добра, Шэй, как хозяйка дома, – Колм протянул ей бритву и точильный ремень.

Девочка, сидевшая спиной к Шэй, ссутулилась, когда Колм начал втирать буйволиный жир в остатки ее волос. Их обрезали небрежно, подготовив к бритью, и определение птенца подходило этой девчушке более, чем большинству ее ровесниц.

– Не успеешь и глазом моргнуть, – прошептала Шэй на ухо девочке, присев рядом с ней.

Девочка сидела неподвижно. Она выглядела спокойной, но ее мышцы под мягким пушком на затылке напряженно сжались, и она вздрогнула, когда ладонь Шэй коснулась ее. Эта девочка вместе со стайкой других детей следовала за ней на ежедневных утренних обходах. Мать Шэй, наверное, знала бы имя девочки, и на свои обходы она всегда ходила с мешочком семечек подсолнуха, чтобы угощать детей. Опустившись на колени, Шэй положила руки на детские плечи.

– Как тебя зовут?

– Шахин. – Древнее арабское имя, уходящее в глубину авискультанской истории, в те дни, когда их племена еще не разнесло ветрами по всей Европе. Какое-то слишком взрослое имя для птенца, словно ребенка нарядили во взрослые одежды.

– Шахин, хочешь посмотреть сначала мою татуировку? – Еле заметный кивок. Девочка развела в стороны ежик волос на макушке Шэй, чтобы посмотреть на изображенную под ними птицу.

– Симпатичная, – робко произнесла она.

– Ее сделали два года назад, и мне было почти совсем не больно, – не вставая с колен, сообщила Шэй, – а кого ты выбрала для себя?

– Ястреба, – прошептала девочка, продолжая играть волосами Шэй.

– Надо же! – искренне удивилась Шэй.

Обычно девочки выбирали павлинов или попугаев. Именно мальчики предпочитали заказывать охотничьих птиц.

– Неужели тебе нравятся такие драчливые птенцы? – она шутливо дернула девочку за ухо.

– Я хочу отгадывать тайны Мурмурации, если ты уйдешь, – поежившись, с улыбкой ответила девочка, – я должна стать одинокой птицей.

Шэй, оглянувшись, убедилась, что их никто не подслушивает и, понизив голос, спросила:

– Если я уйду?

Ее толкования никогда не пользовались материнской популярностью, но она знала, что обречена всю жизнь проводить ритуалы Мурмураций. Она не напрашивалась на эту роль, она просто перешла к ней по наследству вместе с материнскими вещами. Девочка склонила голову, и Шэй, готовая начать бритье, взяла наточенную бритву.

– Я просто имела в виду, если тебя не будет поблизости, – пояснила она, не поднимая головы, – в общем, если ты уйдешь куда-нибудь далеко, – заключила Шахин, так и не посмев взглянуть Шэй в глаза.

Беззвездная ночь на голодный желудок. Только в их доме еще не убрали лестницу. Когда Лонан забрался наверх, Шэй встала у подножия и последовала за ним, хватаясь руками за оставленные им влажные следы на подмороженных ступеньках. Внутри было очень холодно и слегка пахло речной водой. Она зажгла свечку, пока ее отец пытался на ощупь найти что-то. Он коснулся своей кружки, сумки, вязания и с удовлетворением опустился в кресло.

– Развести огонь? – спросила Шэй. В прошлые годы с приходом осени они ежедневно разводили огонь в очаге, но сейчас им не хватало денег. Холод просочился во все углы, и вся мебель уже пропиталась зимней стылостью.

– Сомневаюсь, что оно того стоит. Через четверть часа я буду уже спать, – сказал Лонан, выпуская в замерзший воздух белые облачка пара.