Призма и маятник. Десять самых красивых экспериментов в истории науки

Другие мыслители, такие как Аристотель, сосредоточивали внимание на структуре прекрасного объекта, подчеркивая роль симметрии и гармонии, значимость каждого его элемента. Третьи, среди них Дэвид Юм и Иммануил Кант, считали наиболее важным то особое удовольствие, которое в нас вызывает прекрасный объект. Порой мы даже не знаем, чего ожидаем, пока наши бессознательные ожидания не оправдываются. И тогда, глядя на этот прекрасный объект, мы делаем радостное открытие: «Вот то, чего я на самом деле хотел!» Эксперимент могут отличать все перечисленные достоинства, и тогда его по праву можно называть красивым: не в переносном смысле, неоправданно расширяя исходное значение слова, а совершенно «законным» способом, используя исконный смысл слова «красота».

В «Простаках за границей» Марк Твен описывает свой визит в баптистерий Пизанского собора, где ему показали знаменитую качающуюся люстру, которая, согласно легенде, вдохновила семнадцатилетнего Галилео Галилея на импровизированный эксперимент: измеряя при помощи своего пульса период затухающих колебаний отклоненной от положения равновесия люстры, он обнаружил их изохронность – то есть период колебаний не зависел от амплитуды. (Изохронность колебаний маятника, как хорошо было известно Твену, – принцип, который лежит в основе работы любых механических часов.) Маятник для Твена воплощал одновременно и патрицианские, и плебейские черты. Глядя на него, он преисполнился благоговения перед открытием Галилея, которое позволило человечеству найти способ точного измерения времени, и испытал некое ранее незнакомое ему чувство родства со всей Вселенной.

...

«Трудно поверить, что этому скромному предмету мир науки и механики обязан таким гигантским расширением своих пределов! Его вид наводит на множество размышлений, и мне показалось, что передо мной возникла целая сумасшедшая вселенная качающихся дисков – трудолюбивых отпрысков этого степенного родителя. У него такое умное выражение, словно он знает, что он вовсе не светильник, а маятник – маятник, который для достижения каких-то глубоко обдуманных и загадочных целей изменил свою внешность; и к тому же не простой маятник, а самый первый маятник, маятник-патриарх, маятник-Авраам7».

В своей неподражаемой манере Твен дает ясное представление о красоте, которой может обладать даже самый простой эксперимент, если он открывает нам некую фундаментальную истину о мире, демонстрирует ее простым и непосредственным образом, так, что у нас не возникает никакой потребности в дополнительных доказательствах.

Раскачивание люстры; лучи света, проходящие сквозь набор призм; почти одновременное приземление падающих предметов с различным весом, брошенных одновременно; соотношения скоростей масляных капель – все это в случае правильной организации эксперимента способно открыть нам некие фундаментальные знания о самих перечисленных процессах и о Вселенной в целом. Эти опыты похожи одновременно и на пейзажи, которые восхищают, завораживают и просвещают нас, и на карты, благодаря которым мы находим правильный путь в окружающем нас мире. Эксперимент всегда предполагает возможность выхода за пределы обыденного. В качестве материала в нем могут использоваться самые обычные и простые вещи, но они служат неким мостом, соединяющим нас с областью высших смыслов и высшего знания. Красота ведет нас в мир идей, одновременно привязывая к чувственному миру, как любил повторять немецкий поэт и философ Фридрих Шиллер. «Красота – это момент перехода, как будто некая форма уже готова перелиться в другие формы», – писал американский эссеист Ральф Уолдо Эмерсон8.

Красота эксперимента может выступать в самых разнообразных формах, точно так же, как прекрасное произведение Баха отличается от прекрасного творения Стравинского. Некоторым из них свойственна красота, возникающая в результате совмещения нескольких всеобщих законов, другим – красота как следствие соединения разнородных и оттого казавшихся до сих пор несоединимыми элементов. Некоторые обладают особой строгой красотой и привлекают нас абсолютной простотой чистой формы, в других же отражается нечто высшее, захватывающее нас намеком на бесконечность возможностей природы и на ее грандиозное могущество. Но в большинстве красивых экспериментов присутствуют элементы всего перечисленного.

* * *