Но с последней фразой Алекса в огромном помещении вдруг полностью погас свет. А сразу вслед затем я ощутил пустоту под ложечкой — состояние “прыжка”…
Хоть Крапива и был обременен ответственностью за судьбу Президента, с уходом начальства он оказался практически без дела; драбантам было велено отдыхать, а профессора и без него знали, где у них какие мензурки и в какую часть президентского тела чего колоть. Крапиве оставалось сидеть в рубке в ожидании возвращения советника с Краем. Здесь же коротала время Жен, и Грабер, позабытый за ненадобностью, занял одно из двух временно освободившихся мест.
Когда появился взволнованный сержант с докладом о том, что господин Вечный Президент пришел в себя и смотрит вместе с драбантами мультфильмы, Крапива настолько растерялся, что, ринувшись в кают-компанию наперегонки с Жен, оставил арестованного одного в рубке. Впрочем, корабль слушался одного лишь Края, так что это упущение было простительно взволнованному офицеру.
Президент, и вправду очнувшийся от летаргии, был неузнаваем — не только потому, что выглядел теперь вдвое моложе, но и вследствие некоего непередаваемого внутреннего света, озарявшего все его существо и никогда ему раньше не присущего. Помолодевший и счастливый, одетый в какой-то немыслимый салатовый халат, господин Вечный Президент сидел перед телевизором в компании солдат, беззаботно смеясь вместе с ними. Заверив почтительно обратившегося к нему Крапиву, что он абсолютно ни в чем не нуждается, Президент лишил его тем самым возможности хоть как-то позаботиться о своей персоне: нельзя же выдать его высокопревосходительству распоряжение удалиться к себе, чтобы там, не роняя достоинства, одеться как подобает и чего-нибудь вкусить. Лишь Жен осмелилась предложить властителю тапки и, испросив разрешения, подсоединила к его руке портативный диагност. Видя, что и профессора оказались бессильны сколько-нибудь повлиять на ситуацию, Крапива велел им, а также своему сержанту не отходить от главы ни на шаг и выполнять все его требования, а сам не нашел ничего лучшего, как вернуться в рубку.
— Ну что, излечили? — осведомился Грабер, не скрывая своей заинтересованности здоровьем Самого.
— А черт его знает, — ответил Крапива, слишком озабоченный случившимся, чтобы поставить арестованного на место, вместо этого поделившись: — С виду вроде бы да. Но будь я проклят, если это наш прежний Президент. — У него, грешным делом, даже закралась мысль о подмене, самого его ужаснувшая.
— Ага, я так и думал! — возликовал Грабер, сверкая глазами. Его энтузиазм заставил Крапиву насторожиться: откуда бы арестованному заранее знать, какие изменения произойдут с Президентом?
— Что вы думали? — осторожно спросил Крапива.
— Президент должен был стать граллом — вот в чем вся соль! А за ним вся обессмерченная верхушка — так граллы и придут к власти!
— Это какая же верхушка? Министры? Парламент? — продолжал завуалированный допрос Крапива, похолодев от мысли, что весь высший эшелон может быть обессмерчен.
— Дойдет дело и до министров! — заверил его Грабер. — Уж ваш Гор до них доберется, если уже не добрался!
— Ты что это квакаешь, жаба?
Грабер и глазом моргнуть не успел, как доброжелательный собеседник уже нависал над ним и, сжав в горстях одежду на его груди, поднимал ее, а вместе с нею и Грабера над поверхностью кресла.
— Если ты, шваль, будешь мне пачкать имя советника…
— Да я сам обессмерчивал твоего советника!!! — заорал Грабер, брызжа слюной в закаменевшее от ненависти лицо опера. — И Края с его девкой тоже!!! Вот этими руками!!! — Он схватил Крапиву за запястья и побагровел, пытаясь вырваться. — Не веришь?! — прошипел он. — Тогда сообрази, как советник может якшаться с государственным преступником? И почему они таскают с собой Президента? Да потому что все они — граллы! И Президент… Уже… Трансформировался!.. — прохрипел Грабер, задыхаясь.
Крапива разжал руки. Грабер плюхнулся мимо кресла, охнул и поторопился в него взобраться, отдуваясь и поправляя смятую одежду. На Крапиву он не глядел, как, впрочем, и Крапива на него.