Привратник мифа

Улицы были почти свободны. Если в середине буднего дня на Садовом кольце движение местами бывает иногда затруднено, то вылетные магистрали оказались мало загружены. Москва мне всегда представлялась довольно хаотичным городом. На Ленинградском проспекте стало заметно легче, поэтому из Москвы мы выехали сравнительно быстро, если не считать традиционной пробки перед МКАД. Здесь ненадолго застряли. Зато перед поворотом на шоссе А107 попали в настоящую пробку и встали плотно. Мимо нас по обочине пролетел чей-то автомобиль, едва не сбивший моему другу зеркало.

Андрюха разразился длинной матерной тирадой в адрес этого «обочечника». В заключение мой друг помянул подряд самку собаки, сленговое обозначение лица нетрадиционной ориентации и падшую женщину, зарабатывающую сексуальными услугами. Правда, надо отдать ему должное, Андрюха всё же извинился перед девушкой. Та захихикала, тоже что-то ответила, и они вдруг сцепились во внезапном споре. Будто с цепи сорвались.

Их неожиданное столкновение продолжалось долго, до самого поворота на Белозёрки. Большую часть диалога я пропустил мимо ушей, ибо не вслушивался. Думал о своём, и чужая полемика не слишком-то меня беспокоила. Но с определённого момента, когда страсти накалились, их разговор привлёк моё внимание. Олёна спорила, Андрюха настаивал, и их перепалка постепенно начинала надоедать. Оказывается, они не сошлись во мнениях относительно возможных и допустимых действий против нарушителей движения. Андрюха призывал на всех стучать в дорожную полицию, девушка возражала.

– …Вообще, я вас поняла, – резюмировала Олёна. – Вы всегда выше обстоятельств. Идеалист. Святее папы римского. Давно хотела с таким человеком пообщаться. Всего хорошего и удачи.

– Поворот на Белозёрки! – громко объявил я, стараясь перекричать спорщиков. – Полдороги, считайте, уже позади.

– Ура-а-а! – вскричала девушка.

– Зато самое интересное впереди, – мрачно пробурчал Андрюха.

Олёна снова хихикнула, но развивать мысль не стала. Девушка отвернулась и принялась увлечённо рассматривать местность за окном. Больше ни Олёна, ни Андрюха не разговаривали, и дальше мы ехали практически молча. Воцарилось затишье, что меня вполне устраивало. Музыку мой друг не включал, а всякие аудиокниги не заводил из-за презрения к самому факту их существования. Иногда, правда, он надевал гарнитуру, но что там слушал, оставалось неведомым. До меня не доносилось ни звука из его наушников.

С Андрюхой мы познакомились давно, ещё в детстве. Лет десяти от роду провалился я во время дождя в яму: коммунальщики ремонтировали трубу, а зарыть не успели. Помню: глина осыпается, внизу жижа липкая, всё осклизлое, не могу выбраться. Помог проходивший мимо парень, который услышал мои крики. Андрюха меня вытащил. Дружили с тех пор. И всякий раз, когда я во что-нибудь вляпывался, он неизменно говорил: «Опять из дерьма тебя вытаскивать?» Каждый раз после очередного такого «вытаскивания» чувствовал я себя очень неудобно, причём чем дальше, тем больше. В результате лет двадцать Андрюха ниоткуда меня не спасал. А последние лет пятнадцать мы не общались вовсе. Сначала я ушёл с «Одноклассников. ру», где прежде со всеми переписывался, а потом вообще стал появляться в интернете лишь под псевдонимом. В соцсетях тоже ничего настоящего старался не показывать, вот связи и оборвались.

После парома мой друг поехал к новенькому, только что построенному магазинчику: захотелось ему чего-нибудь пожевать и попить. Я вылез из машины и обратился к местному мужичку, который смачно жевал хот-дог. Вдруг подумалось, что хорошо бы мне тоже перекусить, но что-то остановило, и от мысли я отмахнулся. Вежливо поздоровавшись и пожелав незнакомцу приятного аппетита, я извинился за беспокойство и спросил, как добраться до деревни Дубовье.

– О, это вам к Игор'eвичу надо, – уверенно пояснил мужик. – Сам сказать не берусь, а он поможет. Если захочет, конечно.

– И где искать его, Игор'eвича?

– А чего искать-то? Вот же он. – Мой собеседник показал на какую-то удалённую, расположенную у самой лесной опушки скамейку, где сидел немного ссутулившийся дедок в армейском камуфляже.

– Полностью его звать как? По имени-отчеству?

– Да кто ж его знает? Игор'eвич, он Игор'eвич и есть.

Вблизи старичок Игор'eвич выглядел очень колоритно. Крепкий, сильный, невысокий, но широкоплечий, в превосходно сидящем, несколько поношенном полевом военном обмундировании без опознавательных знаков, всепогодных армейских сапогах и без головного убора. Коротко стриженная шевелюра казалась совершенно белой, но густой, без намёков на лысину. Лицо у Игор'eвича было сморщенное, загорелое, руки ухватистые, жилистые, с сильно выступающими венами. На тыльной стороне левой руки просматривалось схематичное изображение выглядывающего из-за горизонта солнца и надпись: «ДАЛЬСТРОЙ». Разговор с Игор'eвичем получился кратким, но плодотворным. Я безлично поздоровался, на что дедок молча кивнул и ни с того ни с сего вдруг задал вопрос:

– С того берега?

– Да, с парома съехали, – подтвердил я.

Старик в ответ снова кивнул и опять спросил: