Читаем Прививка от бешенства полностью

В юности за мощными сюжетами гоняешься, лелеешь и хранишь их, как драгоценные семена. Но с возрастом этих семян, причем часто лежалых, накапливается – мешки, не знаешь, куда девать. К тому же, некоторые сюжеты, связанные с каким-то конкретным историческим эпизодом, блекнут, не успеешь моргнуть глазом. Так когда-то мне нравился такой фантасмагорический сюжет. В самый жаркий момент путча 93 года, когда по Белому Дому начинают садить ракеты, артиллерия, вот-вот начнется штурм и резня, на крыше среди защитников материализуется что-то вроде роты спецназа, которая составлена из великих мыслителей и философов всех времен и народов. Именно философов. Настоящих философов. А истинные философы, как известно, не только мыслят, пишут, говорят, но главное – живут, как философы. То есть все – крайние экстремисты. Каждый из них предлагает действовать, и действует, в соответствии со своими убеждениями и принципами. Сократ, Ницше, Платон, Хайдеггер, Фрейд, Юнг и так далее. Каждый из них обладает идеальным телом и силой. Всего пятьдесят бойцов. Среди испепеляющего пламени, черного дыма, сажи, крови…

Как сказал один человек о Сократе, обращаясь к коллегам-философам: «Две тысячи лет вы читаете книгу, которую он не написал, и написали тонны макулатуры, которая никому не нужна!»

Если бы моим приятелям-писателям удалось воплотить все свои замыслы, литератур хватило бы на несколько китаев.

Время разбрасывать камелии.

Однако это проблема: успеть написать мемуары до того, как впадешь в маразм. Поэтому по большей части мемуары – прискорбное чтение.

Y. Иногда думаю: ну я идиот! А иногда: нет, все-таки немножко умный тоже!

Братья-пейсатели.

«Только собрался почитать талмуд, а меня уже спрашивают, как пройти в синагогу».

Z отпустил бороду. Теперь при знакомстве рекомендуется аллюзийно: «Я – старый анекдот».

Вот говорят, есть такая фигура речи – сарказм. А есть такая фигура, чтобы, в случае чего, говорить, что это была фигура?

Пейсахом пейсах.

Y говорил, что когда-нибудь свалит в Англию, а властям при въезде в качестве весомой мотивировки так и заявит, что, мол, намерен писать букеровский роман-исследование о том, как русский становится англичанином. А пиво «Гиннес» и группу «Битлз» он и так предпочитает «Жигулевскому» и хору Пятницкого.

Х пишет роман про Битлов. Они, уверяет, были так музыкальны, что даже пукали на голоса, и, конечно, в тональности.

Писатель и кино. У Сэлинджера есть эпизод, где один мерзкий лицемер распинается перед школьниками о религии и нравственности, и посреди его вдохновенного вранья один из малышей громко-прегромко пукает. Теперь в каждом фильме кто-нибудь непременно громко-прегромко пукает на торжественных мероприятиях, где толкают речи о высших ценностях. Сочувствую Сэлинджеру: сидя в своем затворе-уединении, теперь наверно локти кусает, – да что поделаешь: слово не воробей…

Z всю жизнь не мог простить тех, кто не дал ему денег взаймы.

Х не мог простить себе, что не дал Z в долг.

«Кажется, теперь я способен воплотить любой самый сложный замысел. Осталось лишь подыскать сюжет для книги, которой бы зачитывалась публика…»

X всё ворчит: «Во, люди наживаются! Берут самые святые образцы нашей словесности и бессовестно похабят их. Теперь это называют подлыми, скользкими словечками «ремейк» или «адаптация». И я бы мог, если был бы Иудой. К примеру: «Тикай, украинская дочь!» Или: «Куда несешься ты, Рубль?..»

«Наши авторы сплошь хлестаковы, а наша публика и вовсе – помесь кабанихи с коробочкой. Присутствующих, естественно, не касается».

Это еще что. Вот Y взялся переписать Библию! Правда, пока у него имеется лишь пара-тройка фраз: «В начале было клёво…», «Когда боги спускали на землю…» и «После минета хоть Потоп…»

Писатель эгоист по своей природе. Тут уж ничего не поделаешь. Один знакомый литератор даже одно время организовал альманах с таким названием, где публиковался только он сам. Куда как точное сравнение писателя с беременной женщиной, которая, что бы не происходило, в первую очередь думает о своем будущем ребенке. Так и писатель – в первую очередь заботится о задуманном произведении, а уж потом о всём остальном.

Патентованный идиот, кровь с молоком, рассуждающий об идиотизме коллег.

Y придумал недурной афоризм: «Умный человек долго размышляет, прежде чем что-нибудь подумать». Афоризм ему так понравился, что теперь он только и делает, что размышляет, и никогда не думает.

«Я обязан Вам высказать кое-что!»

По-моему, здорово. И это «обязан», и «кое-что». Сразу типаж как на ладони!

«Cказать ему, что он болван, обидится. Сказать, что умный, люди не поверят. Скажу, что пишет в духе Федор Михалыча или Кастанеды…»

Писатель приходит к врачу:

– Доктор, я здоров?

– Здоров. Но подлечиться не мешает.

Перейти на страницу:

Похожие книги