Осунулся, потерял соответствующий его должности и званию лоск. Стал выглядеть, как обычный малопочитаемый и оттого малооплачиваемый учитель или прости господи врач, которого буквально только что выдернули из необъятных просторов бывшего СССР. Так скверно смотрелся, что Степан не смог этого вынести и ушел.
Так прямо и сказал: "Не могу на такое смотреть, пойду лучше партию в гольф сгоняю".
Степан ушел, а Гусаров остался смотреть на Рысака про себя думая, где это Карнаухов нашел поле для гольфа и какими клюшками он собирается ударять по мячу? Или…
Алексея прямо-таки холодный пот прошиб. Ё-моё… Стёпка подал ему тайный масонский знак, а он не понял…
В конце концов, он напрягся смог совладать с нервами и взять себя в руки. Решил, что потом все выяснит, а пока следовало все страхи Рысака, навалившиеся на его слабую голову после посещения дознавателя окончательно развеять и пустить по ветру. Нащупать у него слабые места в соломенной обороне.
— Что так плохо выглядишь, товарищ диверсант Багарт, — для начала, участливо спросил Гусаров. — Может тебя во время нашего отсутствия ненароком обстреляли? Или почта принесла с родины дурные вести о том, что тебя сняли с доски почета?
— Да нет, все нормально, — понуро втянув голову в плечи, прикрытые линялой майкой, как-то вяло произнес тот. — Поздравляю всех с благополучным награждением… Рука, вот только болит…
— Ну, не хочешь не говори.
Охотно ввязываясь в разговор, согласился Алексей. И как само собой разумеющееся заметил: "Какой-то ты все-таки сегодня маниакально-депрессивный? Спал-то хорошо?"
— Хорошо, — недовольно пробурчал Рысак. — Да, отцепись ты от меня. Ну, чё пристал как налоговая инспекция…
— Солнце тебя… я смотрю, не радует. Говорю, солнце не греет…
Грустно сказал Алексей и, не обращая внимания на оскорбительное сравнение с налоговой инспекцией тут же оживившись, посоветовал от души:
— Ты вот, накось, выпей водки и солнце ярче засияет, — разливая по кружкам драгоценный продукт, заявил он прямо. — Жизнь по-новому сформируется и своими красками снова начнет тебя радовать… Забыл, как говорят в тех местах, откуда мы с тобой родом "Не питие от праздника, а праздник от пития". Выпей и будет тебе праздник…
Рысак на это только тяжело вздохнул, но протянутую кружку выцедил.
Помолчали… Посвистели… Покачались на каблуках. Расходиться не хотелось.
По всему было видно, что Колюня соскучился по общению. Может, у него возникла та самая необходимость обычного человеческого разговора. Когда хочется высказаться близкому человеку. Поделиться с ним своими тревогами и опасениями услышать совет… Но слов, тех самых необходимых, пока не находилось. Однако именно он первым и сломал возникшее молчание.
— Слышь, братан-капитан, как ты думаешь, кто в меня стрелял?
— Не знаю, — честно сказал Гусаров.
Опять помолчали.
— А, правда люди говорят, что завтра снова в бой и что покой нам только сниться?
— А как же. Само собой.
В подтверждение сказанному, Алексей задрал на себе форменную пятнистую рубашку: "Видишь, по известной русской традиции, я даже чистое белье одел".
— И что, всех возьмут? — испугался Рысак. — Неужели заметут?
— Всех! — Уверенно, без тени сомнения подтвердил Гусаров. После посмотрел на него как психотерапевт на пациента после оплаты курса лечения и выдал пригов… т. е. диагноз:
— Тебя терзает и мучает неудовлетворенная ненависть к врагу? Можешь не сомневаться. На фронтах справедливой и освободительной войны ты свою скрытую фантазию, вбить по рукоятку нож в спину неприятеля очень скоро удовлетворишь… Патроны можно не экономить…
— Но там же стреляют, там же можно…
Он перебил Алексея, но не захотел не смог выговорить страшные слова. Спазм сдавил горло. Как бы в поисках защиты и поддержки протянул в сторону Алексея свои руки: "Видишь, вчера резал за ужином перловую кашу и поранился… Мозоль на всю руку".
— Покажи, покажи, — искренне заинтересовался Гусаров.
Рысак, плаксиво скривив губы, резко протянул свою преступную руку практически под самый нос Алексею.
Тот как будто ждал этого броска ладони в область переносицы, легко увел голову в сторону. Чуть отстранившись, внимательно осмотрел то, что назвали раной, и многозначительно покачал головой.
— Беда… — со вздохом сочувствия произнес он.
Но руку не выпускал. Еще немного для приличия и придания себе солидности помолчав, со значением произнес:
— Но беда одна не ходит… Приготовься. Соберись. Выслушай меня внимательно… И не перебивай… Да, дорогой товарищ, Коля Рысак. Многих друзей придется похоронить… За казенный счет… Но в битвах за идеалы демократии напрасных жертв не бывает. Давай с тобой на всякий случай, прямо сейчас попрощаемся.
Только после этого Алексей выпустил руку Рысака, который от боли причиненной сочувствующим, уже побелел.
Он раскинул свои руки для объятий, а губы свернул в трубочку для троекратного целования в лоб и брезгливого незаметного сплевывания в сторону. Однако не смог довести задуманное до логического конца. Рысак испуганно отстранился и прохрипел:
— Не говори так капитан, ты меня пугаешь, — и стал пятиться по кровати от Алексея.