Привет из ада

— Когда это бревно обмоталось… Бля, буду… У нее же не пасть, а настоящая дырка унитаза… Все думал, пиз… каюк… Каким богам? Куда молиться? Пришла Рысак твоя последняя минута… А она стала на меня шипеть… И ухватила за губу. С губы, бля буду, решила меня есть. Смотри, как губа распухла и болит спасу нет.

Он выкатил наружу обожженную с остатками табака и папиросной бумаги вспухшую губу.

— Ты ее разрубил, чтобы сырой съесть? — уважительно похлопал его по плечу Алексей, недоверчиво осматривая место ожога. — Видно, губа для нее было самым вкусным местом…

Сообщение о том, что он разрубил змею было для Коли большой неожиданностью. Он этого не помнил.

Однако нервный срыв, сопровождаемый нервным тиком и постоянным подмигиванием левым глазом, повели его уже в другую сторону.

Сомнительное бахвальство, нервное похохатывание и безостановочное повествование о своей молодецкой удали, каждый раз обрастали дополнительными подробностями. При чем Рысак повторял все время одно и тоже. Подвигов становилось уже и пятнадцать, и семнадцать, и… В общем, гораздо больше чем у Геракла.

С каждым новым витком его воспоминаний и подробностей борьбы с вселенскими силами зла их становилось все больше, а победы над ними все весомее. Виктории под звук фанфар отливались в бронзе и были все более высоки, живописны и недоступны пониманию…

Алексей посмотрел на часы, после окинул хозяйским взглядом окружающую действительность и прервал рассказ Коли, на самом интересном месте. Там, где он в образа "витязя в собственной шкуре" отрубал у дракона шестьдесят седьмую голову.

— Скоро станет темно, двинулись назад. Нам еще двоих, таких же боеспособных следует найти, — и, глядя на бравого Колю, безвинно спросил: — Ты сам трофей понесешь или мясо здесь порубим. И чтобы меньше было нести, часть съедим на месте, а часть понесем, каждый для себя, как единоличники-хуторяне?

— Какое мясо..? — Сразу и не понял Коля, резко обрывая горячечный рассказ. Давая выговориться, притушить, подавить нервный шок, его перебили на самом интересном месте…

— Мясо? — сперва не понял капитан, о чем это Рысак спросил, но тут же собрался и разъяснил, что он имел ввиду. — Мясо Дракона тобой убиенного…

Больше обращаясь к Карнаухову, удивленно объяснил Алексей. И вполне серьезно, с укором наблюдая за беззвучно плачущим от смеха Степаном, добавил уже в сторону Рысака: "Нам же с тобой, что-то кушать надо будет, а это посолил и ешь… Можно без соли, просто сырым…"

Рысак, ничего не поняв из того, что ему говорил Алексей, перевел сморщившееся лицо в сторону мгновенно ставшего серьезным Степана, однако тот не успокоил, а толково пояснил:

— Здесь такой обычай, — он сделал неопределенной движение рукой. — Ничего не должно пропадать зря. Раз добыл еду, должен ее съесть… Если сразу не сможешь осилить, то по метру кровожадного гада в день — и порядок. Проблема с головы долой… Если сам не одолеешь, мы тебе по-дружески поможем…

Увидев, как рассказчик стал опять припадочно закатывать глаза, Гусаров протестующе рубанул рукой воздух и закричал:

— Эй, эй… Пошутил он… Вот же, малохольный, чуть что, сразу к земле клонит…

Алексей уже подставлял руки, чтобы подхватить полуобморочного Рысака под мышки. Но тот передумал терять сознание. И вполне достойно вышел из этой ситуации. Поспешно закричав, чуть не запрыгнув на руки Гусарову.

— Так кого мы ждем капитан, пошли быстрее, — и чуть не бегом, схватив его за руку, потянул его за собой.

— Николай, барахлишко-то собери, — с укором обратился к нему Степан, намекая на ружье, мачете, соль… — Как мы без амуниции, с нашими-то амбициями?

Он уже почти пошел за тянувшим его за руку нагруженным Рысаком. Но, не сделав и пары шагов, резко остановился. Хлопнул себя по лбу и предостерегающе рявкнул на желающего, как можно быстрее покинуть это место бесстрашного победителя дракона.

— Стой!

Колюня от неожиданности и испуга споткнулся и ахнул.

— Ты, перед тем как идти в эх, путь-дорожку, в сменную обувь переобулся?

— Нет. У меня нету, в камере тапочки были, а здесь нету… — виновато начал оправдываться Рысак.

— Ты, боец, не юли. Как же ты своими сапожищами будешь топтать и попирать беззащитную, первозданную природу?

— Я могу босиком, — он с готовностью сбросил обувь и уже собирался снимать носки. Но голос Алексея прервал эту попытку.

— Босиком, в дикой природе? Ты иногда думай, что говоришь, — его голос звучал осуждающе-иронично. — Ладно, иди в чем есть, а то еще поранишься о разбитую бутылку или чего доброго, поцарапаешься о строительную арматуру, неси тебя потом…

Алексей, наблюдая за тем, как тот обувается, обращаясь к Карнаухову грустно произнес:

"Природа это храм, а мы в него прёмся, прости господи, со своими правилами, без всякого, понимаешь, уважения. Обрати внимание, Багарт даже о сменной обуви не позаботился. Нехорошо это… Не по-божески".

Степан с серьезным видом, согласно кивал головой, сурово глядя на нарушителя. Тот готов был выслушать и сделать все, что угодно, только бы его не оставляли в этом храме одного…

* * *

Через пару минут маленький отряд смельчаков двинулся в дорогу.