Привет из ада

Молоденький начальник оперативной части или по лагерному опер, а еще кум — Николай Николаевич Краймондович о смерти Данилы узнал с самого утра.

Горевать по этому поводу не стал. Покойный много испортил крови и статистической отчетности, но особо и не злорадствовал. Чего уж там. Смерть человека, даже такого, как смотрящий зоны совсем не повод для веселья. Еще не известно кого воры поставят на место покойного.

В очередной раз, тихо отматерив себя за то, что поддался на уговоры и посулы, в свое время согласился служить в системе ГУИН сел сочинять оперативное сообщение.

Согласно последней инструкции, разослал вымученный опус по всем заинтересованным инстанциям. После этого тяжко вздохнув, поплелся осматривать место преступления и проводить первичные, связанные с сохранением следов и улик следственные действия. Данное мероприятие, как и изрядно надоевший мороз, и те же самые серые унылые лица, и смертельная скука, всё это подавляло любые зачатки нормального настроения. Но служба, есть служба, а время пить спирт еще не пришло.

"Служил бы сейчас в уголовном розыске, — под скрип снега с тоской думалось ему. — Сидел в тепле, сочинял туфту про "службу дни и ночи" или душевно выпивал с сослуживцами, отмечая очередную годовщину выхода из очередного запоя".

Это он так хмуро шутил. В самом деле, по телеку, как про ментов не включишь, они там или гогочут, или взятки берут, или "белую" дуют. Преступления сами раскрываются. Живут душевно. Паровое отопление на расстоянии вытянутой руки. То, что положено тратить на агентуру, все расходуется на себя. Приварок к окладу всегда есть постоянный, а здесь, попробуй, возьми, считай сразу попал к блатным в рабство… И пропал навсегда.

Развлекая себя подобным тягостными суждениями, он по утрам это делал уже несколько лет, притопал на место преступления — в зековский, промёрзший сортир.

* * *

Окоченевший труп Данилы лежал в светлой куче дерьма и черной луже застывшей крови. Поза очень неестественная какая-то вывернутая. Один человек с таким жилистым и хитрым вором вряд ли смог справиться. Но это пусть уже решают прокурор и следователи. Чтобы им было легче до прибытия следственной группы, решил ничего не трогать и не убирать. Приедут, а полная и ясная картина места преступления, как на ладони.

Старым фотоаппаратом ФЭДом из разных точек, на всякий случай пощелкал картинки, уделяя особое внимание предполагаемым следам. Потом выставил охрану и чертыхаясь отправился в свой кабинет писать очередные бумаги и дожидаться начальства.

По всему получалось, что он и по званию и по должности остался за старшего. Остальные отцы-командиры разъехались, разбрелись по своим делам. Кто был отправлен на семинар по повышению культуры обслуживания содержащегося контингента. Кто вторую неделю стоял в пикете у здания бывшего поселкового совета с требованием возвратить в качестве исключительной меры наказания — смертную казнь. Некоторые офицеры по случаю внезапно начавшегося кратковременного запоя находились в длительном отпуске без сохранения оклада содержания.

Все были при деле и как-то заняты. Одному ему не повезло. И так всю жизнь. Кто-то угощался жирными, свежими сливками, а ему исходя из понятий о долге и чести, приходилось цедить прокисшую и постную сыворотку.

* * *

Принимать решение очень не хотелось и не потому, что он боялся ответственности, вовсе нет. Просто ситуация была уж больно нетипичная.

По разноречивым донесениям осведомителей ссоры, как таковой между двумя коронованными ворами не было. Хотя один подспудно обвинил другого в пристрастии к музыке исполняемой сладкоголосым гомосексуалистом. Но за пиковины не хватались и увечий друг другу не наносили. Мало того, сели перекинуться в картишки. Потом, правда, этот второй проиграл в карты общак зоны. Но было бы логичнее предположить, если бы горло перерезали тому, кто выиграл, а не проигравшему. Судя по всему, в спор двух воров вмешалась третья сторона.

Конечно, в первую очередь подозревать следовало заключенного Коломийца. По всем полученным данным у них проходила скрытая от непосвященных борьба за верховное главенство, за место воровского начальника. До вчерашнего дня никаких нареканий, кроме того, что жил он по воровским понятиям, носил черно-белый ромбик — перстень отрицала и входил в группу лиц не ставших на путь исправления — в оперативной части не было.

Краймондович вздохнув от навалившейся умственной работы, взял личное дело Рысака ладонью смахнул с колченогого стола воображаемые хлебные крошки и стал изучать текст.

"С четырнадцати лет за решеткой. Пять судимостей. Дважды объявлял сухую голодовку, семнадцать раз — простую. Около двадцати раз помещался в штрафной изолятор. Из родни имелась, только мать. Отца, как правило, у таких ребят в семьях не было, что достаточно типичное явление…" Все как обычно. Склонен к побегу? Так у каждого отрицала на личном деле имелась такая полоса…

Что-то здесь для него не складывалось? Для солидности он даже нахмурился. Этого оказалось недостаточно.