Привет из ада

— Много я тебе, старый дурак, рассказал лишнего. Только за то, что я все это еще помню, меня должны без суда и следствия расстрелять в двадцать четыре секунды. А тут ты еще не ко времени подвернулась со своим пока еще не простреленным слуховым аппаратом. Помнишь как тогда во Вьетнаме на курсах повышения квалификации. Твой несостоявшийся женишок из Лэнгли, которого мы же тебе сосватали и заснятыми фотками подставили, говорил: "Нет на свете такой боли, для избавления от которой человек не начал бы со слезами на глазах умолять специалиста прикончить его поскорее и прекратить мучения…"

Конечно, помнила. Почему я должна такое забывать? Как и того великолепного джентльмена… Хотя тоже враг и шпион. Он когда был пьяный вдребезги сам это и рассказал… Я тогда проходила как несовершеннолетняя, над которой надругался пьяный сексуальный маньяк. Кто ж такое забудет?

А дедушка сидящий напротив не дал хода моим воспоминанием не очень тактично прервал их и молвит:

— Притомился я, красавица, с тобой. А меня внуки с невесткой-вдовой ждут. Выбирай дочка сама и добровольно. Либо я продолжаю дырявить твое роскошное тело, спрашивая у тебя три источника и три составные части марксизма-ленинизма, ставшего мировоззрением рабочего класса? У меня по этому поводу, имеются большие сомнения относительно твоих знаний… Ты ж в стольный град не учиться прибыла, хотя и закончила университет? Ты ж прибыла за красивой жизнью?

Я согласно закивала головой. Я соглашалась со всем, что он мне говорил…

— …либо одним махом избавим тебя от призрачной перспективы инвалидной коляски и костылей… Я понятно выражаюсь?

— Да.

Весь фургон, включая и подлого палача, всё было измазано кровью. Из меня она продолжала вытекать, не смотря на перетянутые жгуты, только совсем тонкой и незаметной струйкой.

Я попыталась потянуть время. Я ждала принца на горячем коне в бурке, папахе, с шашкой и усами. Если бы не усы, то вылитый Гусаров… Ужо погоди мерзкий старикашка. Сейчас он прискачет. Придерживая своего горячего вороного друга, распахнет эту дверь, ворвется и спасет меня…

Время шло, секунда за секундой, а его все не было. В конце концов, я уже стала испытывать беспокойство, не случилось ли с ним чего по дороге? Не проехал ли мимо? Только потом пришло понимание очевидного — сегодня был не мой день.

Любительство погубило многих. Жалеть о них никто не будет. Разве только тех, кто из-за их дилетантизма пострадал… Так же как и в моем случае. Единственно кто меня и вспомнит так это только Вадим. И то не сам не добровольно и с охотой, а напомнит ему обо мне все тот же дедушка-палач.

Пока он ломал очередную ампулу для укола, в дверь просунулась рука и передала ему бумажку со странным текстом.

Достал он маленький диктофон. Включил и поднес его к моим губам… Наговорила я с принесенной бумажки текст со своим согласием ухода из жизни и обвинениями во всех грехах своего распутного и почему-то безбожного мужа. Подписала бы, но видно гадкий дедушка прострелил мне все серьезно. Рук я уже не чувствовала. Хотела слезы с глаз утереть, а рук считай у меня и нет…

Он приставил мне к сердцу пистолет и со словами: "Красивая ты дочка, не хочется тебе перед траурными мероприятиями лицо портить". Легким нажатием пальца на курок, закрыл последнюю страницу моей жизни.

ЭПИЛОГ

Когда Иван Петрович Натоптыш вышел из фургона с надписью "Вывоз бытового мусора" только тогда он смог дать волю разгулявшимся нервам.

— Паскуда, такую операцию супервнедрения завалила. Такое прикрытие уничтожила… Эх-хе-хе…

Давно он бросил курить. И так работа нервная, а если еще и никотином себя взбадривать, то никакое сердце такого напряжения не выдержит. Но сейчас был особый случай. Давно он не беседовал с женщинами, применяя подобные меры. Он подозвал к себе одного из тех пареньков, которые обычно всегда находиться в тени и попросил у него папироску. Закурил полученную сигарету. Глубоко со вкусом затянулся и сказал:

— Ты уж, мил человек, дорогой мой Алеша Гусаров прибери там. Только тельце беззащитное на этот раз в печечке нашей не сжигайте. А где-нибудь в центре города этот трупик, сексуальным маньяком изуродованный в подвале, как можно более заметно разместите, чтобы нашли его еще до того, как оно начнет вонять и разлагаться — он как будто вспомнил что-то, посмотрел на дрожащую руку, вздохнул. — Да, годы берут свое и ничего не дают взамен… Чуть не забыл… Плесните в отверстие ее гонорейное, спермы давно заготовленной. Иди красавец, шепну на ухо, чьей.

Прошептал фамилию, и когда брови Гусарова от удивления достигли затылка, приложил палец не к его, а своим губам. Мог бы этого и не делать. Люди службу знали… Но всегда спокойнее спится, когда круг повязанных одним преступ… т. е. заданием более обширен.