В троллейбусе-то еще лучше. Влетел в открытые окна теплый ветер и стал гулять среди немногочисленных пассажиров, заставляя трепетать, как знамена, женские косынки, круглым горбом надувая мужские рубашки, лохматя волосы и принуждая всех радостно щуриться.
От троллейбусного круга, от пятачка идти до пляжа минут пятнадцать.
— Далеко-то как идти еще! — выразила неудовольствие Зина.
— А мы не торопясь, — подбодрил ее Дудаков. Настроение у него было замечательное: в авоське, привалившись к свертку с закусью, отдыхала перед боем бутылочка. Мимо заборов начальнических дач спустились к пляжу. Несмотря на то, что вода действительно была холодна, все же кое-какой народец на пляже колбасился.
Дудаков и Зина присели на песочек и, сидя, обнажились. Зина расстелила на песке принесенное из дома одеяло и раскинула на нем богатые свои, по-зимнему белые формы. Дудаков же продолжал сидеть, слегка стесняясь бледно-голубого тельца, густо испещренного мрачно-синими картинками. Не человек, а выставка графики: тут и деревенский пейзаж с церковью, и свидание двух приятелей с пивными кружками, и жанровая зарисовка на темы свободной любви, и ню (вроде бы даже Леда с лебедем), и нечто из немецкого позднего романтизма, повествующего о похищении орлом глубоко несчастного от этого юноши. Ну и, естественно, там и сям разбросанные каллиграфические лозунги: "Не забуду мать родную", "Нет в жизни счастья", "За друга в огонь и в воду".
Перед тем, как дремотно закрыть глаза, Зина осмотрела экспозицию и спросила без интереса:
— Кто это тебя так изукрасил?
— Сам. Молодой был и глупый.
— Как же ты до спины доставал?
— Товарищи помогли.
— Это за которых в огонь и в воду? — догадалась Зина и, не ожидая ответа, сладострастно задремала. Через некоторое время из дремоты ее вывел комплимент, произнесенный оглушительным шепотом:
— Нет, ты посмотри, какая женщина, Сережа!
Неизвестно, посмотрел ли Сережа на женщину, но женщина — это уж точно — украдкой посмотрела на говорившего. Могучий армянин тоже поймал этот взгляд и улыбнулся. От такого обходительного нахальства Зина гордо отвернула голову.
— Сережа, это женщина моей мечты! — продолжал настаивать армянин.
— Девушка, — поправил его неизвестный Зине Сережа.
— Откуда знаешь?
— Кинокартина такая была — "Девушка моей мечты".
— Так то — кино, а это — жизнь! — темпераментно прокричал армянин, а тот, кого он называл Сережей, вежливо обратился к Дудакову:
— У вас случайно чем открыть бутылку пива не найдется?
— А ты зубами, — грубовато посоветовал Дудаков.
— Не умею.
— Дай, — потребовал Дудаков.
Сережа протянул ему темную бутылку. Дудаков зацепился клыком за рифленый край крышки и сорвал ее. Теплое пиво аккуратной шапочкой явилось на свет.
— Буксы горят после вчерашнего, — объяснил Сережа свою жажду и припал к горлышку. Наблюдая за его ходящим кадыком, Дудаков нравоучительно заметил:
— Не очень-то, мужик, тебе пиво поможет. Покрепче бы чего нибудь.
— А может, не надо? Заведусь опять, — слегка посомневался Сергей.
— Надо, надо, — настаивал Дудаков.
— На круг далеко идти.
— У меня для начала имеется, — успокоил его Дудаков. — А потом ты ответишь.
Дудаков потянул к себе авоську и перебрался поближе к Сергею. Его место осторожно занял армянин.
— Девушка! — позвал он, но девушка глаз не открывала. Тогда он сказал: — Девушка, у вас купальник разорвался!
— Где?! — бодрым голосом вскричала Зина и села, подтянув ноги, прикрываясь.
— Вот здесь, — армянин осторожно, пальчиком, указал на купальниковое декольте.
— Так это же вырез, специально так задумано, — хихикнув, сказала Зина.
— Специально так задумано, чтобы сводить кавказского человека с ума, да?
— Будем, — решил Дудаков и чокнулся с Сережей. Граненые стаканы глухо брякнули.
— Будем, — подтвердил Сережа, и они взяли по сто двадцать пять одним глотком. Передернулись, закусили охотничьими сосисками. У Сережи открылись глаза, и он, увидев этими новыми глазами своего приятеля, решил позаботиться о нем:
— Рома, давай по самой маленькой!
— Э-э-э, что мне ваша водка! — брезгливо поморщился армянин. — Я пьян и без нее! Такая женщина, такая женщина! Голова кружится, никакой водки не надо!
— Какие глупости вы говорите, — укорила его сияющая Зина.
— Почему глупости? Разве правда — глупость?! Я правду говорю!
Дудаков наконец вспомнил о своих обязанностях и заметил строго:
— Ты, парень, того… Полегче.
— А что, если это твоя женщина, так и любоваться нельзя? Восхищаться нельзя, да?!
— Уж так и его, — обиделась Зина.
— Моя — да?! Моя — да?! — возликовал Роман.
— И не ваша, — парировала справедливая Зина. Уж она-то четко представляла, чья она.
— А чья? А чья?!! — продолжал бесноваться Роман.
— А ничья, — высокомерно обнародовала свою жизненную позицию Зинаида.
— Э-эх!! — простонал Роман и обхватил голову руками.
— Охолонь чуток, парень, — сочувствующе посоветовал ему Дудаков.
Роман поднял голову, оглядел всех ошалелым глазом — и бросился к Москве-реке. Охолонуться.