Привал странников

За счастье — стоять на подножке мотающегося вагона и весело перекрикиваться с приятелем, стоящим на другой. Это счастье — ехать по знакомой, привычно любимой Москве, где они — ее истинные жители. Это счастье — ни о чем ни думать и лицом ощущать плотный несущий на тебя воздух. Молодые были еще тогда, здоровые…

Они пересекли Ленинградское шоссе и по Дворцовой аллее вышли к устью Красноармейской улицы. Справа, на отшибе и от Красноармейской, и от высоких прекрасных деревьев причудливых аллей, рядом со складом, расположенным в бывшей церкви стиля ампир, стояла обширная пивная.

Смирнов распахнул дверь, и они через предбанник проникли в помещение. Переполненная лишь в дни футбольных матчей, когда болельщики в предвкушении невиданного зрелища сдерживали свое возбуждение употреблением горячительных напитков до и расшатанную непредсказуемыми перипетиями игры психику теми же напитками после, пивная эта в обычные дни посещалась лишь немногими завсегдатаями.

Двое офицеров-летчиков торопливо допивали пиво. Допили и стремительно удалились. А другая пара застряла ненадолго: молодые инженеры-конструкторы из ильюшинской шарашки, приняв по сто пятьдесят, бурно спорили по производственным вопросам. В углу щурился от удовольствия только что захмелевший алкоголик.

За стойкой у сатуратора несла бессменную вахту буфетчица Дуська. К ней, весь сияя от возможности лицезреть такое, и направился Александр.

— Сколько же ты лет за стойкой, добрая душа! — произнес он проникновенно и повернулся к Роману. — Помню, как она меня еще несовершеннолетнего жалела! Не положено вроде, ан нет, пожалеет пацана, нальет.

— Несовершеннолетним спиртные напитки запрещено продавать, — сурово сказала Дуся.

— Ты что, не узнала меня, Дусенька?

— Узнала, Санечка. По шуткам твоим нахальным узнала.

Александр был совсем рядом. Облокотился о стойку, грустно так посмотрел ей в глаза.

— Что ты у него купила, Дуся?

— Не понимаю, о чем вы, Александр Иваныч.

— Ого, официально, как на допросе! И сразу с отказа. А если шмон с понятыми? Если найду? Соучастницей пущу, Дуся.

Дуся тут же уронила слезу. Крупную, умелую. Смирнов ждал. Она достала из рукава кофты платочек, промокнула глаза, и высморкалась.

— Ничего я у него не покупала. В залог взяла.

— Покажи.

Она выдвинула денежный ящичек и положила на стойку кольцо с зеленым камнем. Подошел Казарян, глянул на кольцо через Сашино плечо, удивился:

— Вполне приличный изумруд. Вполне, вполне.

— Изумруд, не изумруд, а на золоте — проба.

— Сколько ты ему за кольцо отвалила? — ласково спросил Александр.

— Я не покупала, я в залог. Сто пятьдесят ему налила.

— Ты мне зубы не заговаривай. Сколько?

— Двести рублей.

— Вот и ладушки. А теперь — по порядку, и не торопись, с подробностями.

Не впервой. Дуся рассказывала, как под протокол.

— Часов в двенадцать явился. Тихий такой, спокойный. Постоял в дверях, осмотрелся — и ко мне. "Дусенька, — говорит, — край. Срочно к сестре ехать надо, а, как на грех, ни копейки. Возьми у меня кольцо, последнюю память о матери. Слезами обливаюсь, но продаю". Столковались на двух сотнях. Я ему сто пятьдесят налила и кружку пива. Отошел он к столику, за которым Кащей стоял, выпил свои сто пятьдесят, поговорили они с Кащеем и ушли. Все.

— Чемодан при нем был? — задал первый вопрос Александр.

— Явился-то без чемодана. А потом, когда они вышли, я в окно глянула. Вижу: с чемоданом идет. Значит, в тамбуре его оставлял.

— Кащей — это Серафим Прохоров?

— Он самый, Санечка.

— Совсем, что ли, спился?

— Пьет, сильно пьет.

— А живет все там же, на Красноармейской?

— Там же, там же. Напротив ильюшинской шарашки.

Хоть и тихо говорила Дуся, но при словах "ильюшинская шарашка" инженеры быстро подняли головы от кружек и опасливо осмотрелись.

— Наказала ты себя на двести рублей, — сказал Александр, взял со стойки кольцо и осторожно спрятал его во внутренний карман. — Тронулись, Рома.

…На углу Красноармейской возвышалось монументальное здание клуба летчиков — бывший ресторан сомнительной репутации "Эльдорадо". Напротив соперничало с ним шиком конструктивистское чудо — жилой дом работников авиации, в первом этаже которого находился гастроном. Заглянули туда. В винном отделе Смирнов спросил:

— Кащей сегодня водку брал?

— А когда он ее не берет? — вопросом на вопрос ответила ленивая продавщица.

— Сколько бутылок взял?

— А кто ты такой, чтобы тебе отвечать? — не могла перейти на ответы женщина.

Вопросами отделывалась. Александр развернул удостоверение, показал. Продавщица с удовлетворением усмехнулась:

— Достукался, значит. Три поллитры он взял. И не сучка, а "Московской".

— Гуляет, выходит. Ну, будь здорова, тетка! — пожелал ей Александр и двинулся к выходу. Примолкнувший Казарян уважительно двинулся за ним.

Во дворе кащеевского дома женщина рубила дрова.

— Серафим дома? — спросил Смирнов.

Женщина разогнулась, воткнула топор в колоду, заправила под платок высыпавшиеся из-под него волосы и ответила недобро:

— Где ж ему быть? Если не в пивной, то дома.

— Как к нему пройти?

— По лестнице на второй этаж. Вторая комната направо.

Казарян переложил пистолет в карман.