— Гляди ты, "Нива"! — удивился Смирнов. — У тебя же "семерка" была.
— Сменил. Нюшка с мужем тоже строятся, им по калужским колдобинам на "Ниве" удобнее.
— Им удобнее, а мне, — ворчал Смирнов, прикидывая, как он с кривой ногой в высокую "Ниву" залезать будет. — Ключи давай.
Алик кинул ключи, Смирнов поймал их, открыл дверцу и влез в прокаленный солнцем автомобиль. Влез довольно уверенно и быстро, для проветривания распахнул дверцу на другой стороне, включил мотор. Мотор работал как часы.
— Поехали! — подобно Гагарину, заорал Смирнов, захлопнул дверцы и мигом рванул с места. Алик и Казарян попадали в "восьмерку" и понеслись следом.
На перекрестке у площади Индиры Ганди они на красном свете прихватили его. Стали рядом.
— Ты куда, дурак старый?! — плачущим криком вопросил Алик.
— Куда надо! Следуй за мной и делай как я! — громогласно объявил Смирнов и дал газу на зеленый. Водил он жестко и решительно: стартовал так, что бешено рычал мотор, тормозил так, что визжали тормоза.
— Ничего его изменить не может, — любовно сказал Алик. — Столько лет прошло, столько машин поменял, а водит как джип по дорогам войны.
— Зря ты ему машину дал. Он теперь от нас убегать будет. А нам с тобой его нельзя оставлять одного. Пришьют нашего дедка, что делать будем?
— Типун тебе на язык.
Пересекли Ленинский, миновали Профсоюзную.
— Куда он? — раздраженно спросил Алик.
— Вероятнее всего, на Каширку.
И точно — на Каширку. Миновав Окружную, "Нива" прокатила километра два и замигала правым задним. Притормаживала, притормаживала и стала на обочине. Злобный Казарян воткнулся за ней чуть ли не впритык. Смирнов вылез из "Нивы" и оповестил всех:
— Хорошо!
— Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. — Алик открыл дверцу и с нелюбовью посмотрел на Смирнова: — Мне ровно через час пятьдесят минут нужно быть на телевидении.
— Успеем, — легкомысленно заверил его Смирнов, а Казаряну сказал: Рома, провериться не мешает. Ты меня на километр отпусти и посмотри. А я тоже погляжу. Поедем по Каширке. От развилки на Домодедово я вас жду километрах в трех.
— Куда мы едем? — опять заблажил Алик, но поздно — "Нива" понеслась. Подождав минуту, погнал и Казарян. Он гнал и внимательно осматривал машины, которые он обгонял и которые обгоняли его. Минут через десять миновали развилку и вскоре увидели криво приткнувшуюся к обочине "Ниву".
— Ну как? — спросил стоявший рядом с "Нивой" Смирнов.
— Никак. А у тебя? — осведомился Казарян.
— И у меня никак. Я думаю, что их сильно смутило появление второй машины. Знают, что на двух машинах проверить хвост — раз плюнуть. Скорее всего на время обсуждения новой раскладки сил нас отпустили.
— Так куда мы едем? — опять заныл Алик.
— Ребятки, я тут недалеко местечко глухое знаю, я там постреляю чуток, а? — жалобно попросил ребяток Смирнов. Ребятки переглянулись, и один из них — Казарян — повертел указательным пальцем у виска, показывая другому — Алику, — что старичок слегка спятил.
Спятивший старичок засмеялся и полез в машину.
Проехали еще километров пяток и за деревней свернули на узкое шоссе, а с шоссе еще километров через пять — на грунтовую дорогу-полутропу. Лесок кончился, и открылось безлюдное поле. На опушке Смирнов затормозил. Глухо, как в танке, будто и нет совсем рядом Москвы.
Смирнов, хромая, погулял по полянке, сбивая пыль с ботинок высокой травой. Погулял, осмотрелся и попросил у залегших уже на теплую землю своих дружков:
— Ребята, какой-нибудь ненужный хлам у вас в багажниках валяется? Стаканы, кружки, поболе что? В деревья стрелять не хочу.
Алик и Казарян нехотя встали и пошли рытья в багажниках. Казарян принес два граненых стакана и эмалированную кружку в лишаях ржавчины. Алик притащил хлорвиниловую канистру и прокомментировал свою щедрость:
— Вроде бы канистра мне эта ни к чему, и выбросить жалко.
Смирнов осмотрел дары и резюмировал:
— Ну и барахольщики вы, братцы! Плюшкины, ей-богу! — И стал расставлять предметы. Два стакана и кружку поставил на предпольный бугорок — чтобы труднее было стрелять против солнца, а канистру, отойдя метров на тридцать, — напротив, для оборотки. Оглядел все с удовлетворением и велел Казаряну: — Командуй, Рома.
— Лицом ко мне, — тихо сказал Казарян и вдруг залаял по командирски: — С одной руки по трем предметам!
Смирнов мгновенно развернулся и без пауз произвел три выстрела.
— Оборотка! — рявкнул Казарян. — Серия из четырех!
Под выстрелами канистра прыгала, будто приплясывая. Не стерпел Смирнов, выпустил всю обойму. Хищно оскалился, достал из кармана снаряженную обойму, перезарядился и, обернувшись к Казаряну и Алику, лихо подмигнул:
— Ну как?
— От твоей пальбы у меня опять голова разболелась, — сообщил Казарян и распорядился: — Пойдем посмотрим, что ты натворил.
Стаканы — вдребезги, кружка — с дыркой посредине, у канистры в пупке.
— Ну как? — еще раз осведомился Смирнов. Горделиво.
— Ты в порядке, — заверил его Казарян, а Алик вдруг застрадал:
— Сань, дай я постреляю, а?
— Ты опаздываешь, — напомнил ему Смирнов. — Да и смываться нам надо отсюда как можно скорее. Мало ли что, кто-нибудь услышал выстрелы, сообщил куда надо.