Притворщики

Казьмин водил совсем иначе, чем Власов. Поразить воображение Полины крутизной машины было практически невозможно. Матчасть не была ее сильным местом. Но имелась у Полины такая смешная привычка: наблюдать за тем, как мужчины держатся за рулем. Власов управлял автомобилем так же, как говорил: четко, выверено, лаконично и резко. Казьмин действовал неторопливо, немного даже лениво, плавно, степенно. Припарковавшись у тротуара, Казьмин вынул телефон.

— Илюша, будь другом, забери машину с Магазейной… Нет, все нормально. Я прогуляюсь…

Убирая телефон в карман, он весело улыбнулся Полине:

— Ну вот и порядок. Теперь пойдемте.

Казьмин вылез из машины, обошел ее, открыл дверь, помог Полине выбраться. Чуть слышно пискнул центральный замок, и Казьмин, слегка придерживая Полину под руку, повел ее ко входу в парк.

— Мне больше нравится дикая часть парка, а вам?

— Не знаю, — Полина пожала плечами, — Если честно, я редко бываю здесь.

Правду сказать, Полина бывала в Пушкине считанные разы. Царскосельские красоты не то чтобы оставляли ее равнодушной… А впрочем, что уж тут — действительно, Полина совсем не горела желанием снова и снова лицезреть знаменитые пригородные достопримечательности. Ей вполне хватало рекламных снимков на календарях и открытках. Тем более, что на снимках все выглядело намного внушительнее, чем наяву.

— Ага… — задумчиво протянул Казьмин. — Тогда, раз вам все равно, я покажу вам места, которые люблю сам. Только предупреждаю на всякий случай: у меня не очень обычные пристрастия в этом парке. Я люблю руины.

— Что?

— Руины, — повторил Казьмин. — Развалины. Это может показаться странным, но ничего не поделаешь: восстановленные памятники привлекают меня значительно меньше. Как вы, не будете против, если я потаскаю вас по всяким историческим развалюхам?

— А почему бы и нет? — охотно согласилась Полина. Из поставленной Власовым задачи позволить Казьмину всё самой легкой частью было позволить ему таскать себя по руинам.

Они медленно шли по узкой извилистой аллее. Хотя эту тропу только с натяжкой можно было назвать аллеей. Давно запущенная, со свисающими прямо под ноги ветвями придорожных кустов, тропа вела к обшарпанному грязно-желтому фасаду когда-то, видимо, величественного строения…

— Многие сюда предпочитают не заглядывать, — говорил Казьмин, пока Полина рассеяно осматривала нескончаемую стену, вдоль которой они шли. — Людям кажется это неинтересным, неприглядным, отталкивающим. В чем-то они правы. Я тоже не поведу вас внутрь. Чего там только нет: проломы, прогнившие балки, мусор… Но достаточно просто пройти мимо, и уже можно понять, что эти стены многое слышали, видели, многое знают. И замазать все это свежей штукатуркой, заменить перекрытия и повесить замки на новые железные двери — это не меньшее варварство, чем то, что дворец довели до такого состояния. Реставрация, если она когда-нибудь грянет, будет самым настоящим насилием…

— Любопытно, — усмехнулась Полина.

— Да, разумеется… А вот скажите, Полина, вы были в Литве, в Тракае?

— Нет, не довелось. Но тракайский замок я представляю. Читала статью в журнале. С картинками, — усмехнулась Полина.

— Вот то-то и оно, что с картинками, — как-то очень невесело отозвался Казьмин. — Я был в Тракае три раза. Впервые это случилось в восьмидесятых. Тогда литовцы только мечтали о реставрации замка. Казармы гарнизона были наполовину разрушены, башенки на замковых стенах в руинах… Но какое же сильное впечатление все это производило! Машина времени — детская игрушка в сравнении с тем, что делали с человеком эти стены… Потом, лет через пять, я побывал в Тракае еще раз. Там заканчивали надстраивать башенки, а казармы были в строительных лесах. Вы не поверите, Полина, но такая мелочь может испортить настроение… Я долго бродил по мостам, галереям, по музейным залам, и мне казалось, что стены вопили: «Не трогайте нас! Мы еще столько можем вам рассказать!» Тогда я дал себе слово, что больше в Тракай не поеду…

— Но поехали?

— Да, так получилось. Компания, в которой я оказался, непременно хотела посмотреть замок. И я не устоял, — грустно покачал головой Казьмин. — Я, помню, чуть не плакал, когда увидел эти вылизанные, отстроенные заново стены, эту новую черепицу на скатах, деревянные детали, покрытые пинотексом… Я, конечно, понимаю, что лучшие кирпичные заводы Европы поставляли стройматериалы, что реставраторы перелопатили все архивы… Но знаете, Полина, это были почти мертвые стены, задохнувшиеся! Они молчали. Превратились в декорацию… Там теперь только костюмное кино снимать.

Казьмин замолчал, печально улыбаясь.

Запущенный дикий парк словно грустил вместе с ним. Многие деревья уже облетели, на кустах шиповника среди пожухлых листьев еще багровели не успевшие засохнуть ягоды. Неухоженные тропинки, протоптанные любителями одиноких прогулок сквозь редколесье, перетекали одна в другую, но «культурная» часть знаменитого парка по-прежнему оставалась где-то далеко. А здесь соседствовали умиротворенный покой и неожиданно острая печаль.