Притворись моей

– Меня не интересует уровень их стресса, – безразлично отзывается Глеб.

Так и хочется заехать ему чем-нибудь потяжелее…

– И, кстати, как ты вообще себе представляешь то, что я смогу покинуть Россию через три дня? – ехидничаю злорадно. – У меня нет визы.

– Зато есть загранпаспорт. А виза будет через три дня. Я об этом уже позаботился.

Мля…

Я злюсь ещё больше. Но на этот раз про себя. Молчу всю дорогу, вплоть до момента, когда виднеется обзору высотное здание компании, в которой я работала прежде. Только когда Bugatti Veyron останавливается, я решаюсь задать новый вопрос:

– Почему…

Дальше говорить нет никакого смысла. Водитель покидает салон ещё до того момента, как я заканчиваю это слово. Я опять злюсь. Он же всю дорогу делал вид, что меня не существует. Правда, мой гнев тает за какие-то жалкие секунды. Всё потому, что Филатов, оказавшись снаружи, не ждёт, когда я последую его примеру. Он обходит машину и открывает для меня дверцу, подав руку, чтобы помочь выбраться. И если прежде такое его поведение я расцениваю, как показуху, то здесь – на парковке нет никого, для кого надо играть свои роли.

Я в растерянности.

Но чужую ладонь всё же сжимаю.

Глеб по-прежнему молчит. Тянет на себя, действительно помогает выбраться из салона автомобиля. Не отпускает мою руку даже после того, как я встаю на ноги. Всё такой же мрачный. И сколько бы я ни пыталась рассмотреть в нём хоть что-нибудь, что оправдывало бы его поступок, никак не нахожу. От того любопытство во мне разыгрывается лишь сильней.

И в итоге я, конечно же, не выдерживаю.

– Почему? – повторяю, пока он тянет меня за собой ко входу в здание. Почему ты добавил ещё пять миллионов? Это же… – голос позорно хрипнет, а воображение представляет себе уйму денег, которую мне не заработать и за целую жизнь. – Девятнадцать миллионов.

Такую сумму даже вслух произносить страшно.

А ответа я жду – как приговора. Очередного.

– У меня не было выбора, – безразлично бросает мужчина, так ни разу и не взглянув на меня больше. – Мы с тобой заключили сделку, Дюймовочка. Я дал тебе обещание. Взял на себя ответственность его сдержать. Не расплатился бы с потерпевшим, твою сестру не отпустили бы. И тогда ты тоже отказалась бы от своего обещания, – умолкает, но ненадолго, останавливается перед распашными стеклянными дверями, разворачивается ко мне полубоком. – Что, теперь ты не считаешь меня настолько безответственной скотиной, как прежде? – добавляет уже с ядовитой насмешкой.

В золотисто-карем взоре я замечаю знакомые отблески высокомерия. Вот так, за одну секунду Филатов становится обратно… самим собой. И в какой-то мере мне враз становится легче. По крайней мере, теперь я знаю, чего от него ожидать.

Или нет.

– И, кстати, если забыла, ты должна мне поцелуй.

Он так и не сдвигается с места. Зато притягивает меня ближе. Теперь не только держит за руку, но и другой ладонью обнимает за талию.

Желание отстраниться я подавляю одним усилием воли.

Вдруг всё-таки кто-нибудь заметит, мы же под обзором видеокамер…

– Я не забыла. Это у тебя проблемы с памятью, – тихонько шиплю в ответ. – Ты же его уже получил. Ещё там, при моей маме, – выделяю.

Дальше я собираюсь добавить о том, чтобы он ни в коем случае снова так не делал. Вот только в лёгких не остаётся ни грамма кислорода. Его просто-напросто отбирают у меня. Да, вместе с поцелуем. Глеб сминает мои губы, как тогда. Дерзко. Нагло. Не заботясь о том, что нас могут увидеть и что они подумают. Целует глубоко. Властно. Жадно. Вынуждая поддаваться, повиноваться… отвечать. Невозможно остаться неподвижной куклой, которая будет просто терпеть и покорно ждать. Только не с ним. Тепло чужих объятий планомерно просачивается под кожу, будоражит сознание, порождает странно-приятное тепло, разливающееся по всему организму, оседающее внизу живота тягучей волной самого настоящего жара.

– Если ты об этом поцелуе, то это – мой поцелуй, Дюймовочка, – тихонько произносит мужчина мне в губы, до сих пор прижимая к себе. – А я жду – твой. Понимаешь разницу?

Снова теряюсь. Между мыслью о том, каким бы образом послать наследника «Галеон» с его очередным мозговыносным заскоком, и тем, как бы поскорее закрыть неудобную тему.

Но потом…

А почему, собственно, нет?

Думает, мне слабо́?

Испытывает меня?

Да пожалуйста!

– Сам сказал: иногда я умею делать правильные выводы, – припоминаю сказанное им самим не столь давно.

Ответной реакции не жду. Не нужна она мне. Всё, что необходимо – обхватить широкие сильные плечи обеими ладонями, приподняться повыше, самой прижаться губами к чужим губам, ощутить их вкус с ноткой никотина, и… утонуть, пропасть в новой волне тепла, что накрывает с головой, подобно круговороту, из которого не так уж и легко выбраться.

Ноги становятся ватными. Остаюсь в вертикальном положении лишь благодаря объятиям Глеба. И далеко не сразу прихожу в себя, разорвав контакт наших губ.

– Такой? – спрашиваю тихо. – Мой. Поцелуй.