Притворись (ЛП)

Первая фотография была сделана в тот день, когда они принесли Макс домой из больницы. Детская комната представляла собой мешанину розового, а на одной из стен красовалась надпись “МАККЕНЗИ”. Макс выглядела, как и многие дети: маленькая с розовым сморщенным личиком и без волос. У миссис Миллер была пушистая закрученная челка, и выглядела она а-ля “Я люблю 80-е”.

- Миссис Миллер, должен сказать, что сейчас вы не выглядите и на день старше, чем тогда.

Она захихикала и шлепнула меня по плечу.

- О, перестань.

Макс высвободила свою руку из моей и проговорила себе под нос:

- Правда, перестань уже.

Макс взяла альбом в свои руки и пролистала его так быстро, что я едва успевал рассмотреть фотографии, но одно было очевидно. Родители Макс никогда не позволяли ей быть собой, когда она была маленькой. Они одевали ее в розовые вещи с оборками, которые, было видно, ей не нравились. У нее были светлые волосы, все время закрученные в идеальные локоны.

Я наклонился к ее уху и прошептал:

- Так ты натуральная блондинка? С каждой минутой мне становится все проще представлять тебя в форме чирлидерши. - Если бы взгляд мог принимать физическую форму, то тот, который она бросила на меня, стал бы недовольной пощечиной.

На каждой фотографии она выглядела идеально. Как кукла Барби, и ее улыбка везде была такой же пластиковой. Она была красивой, но грустной. Макс перевернула страницу, и мне посчастливилось увидеть настоящий центральный прыжок чирлидерши Макс с касанием пальцев ног.

- А теперь мне больше не нужно представлять.

Ее взгляд упорно оставался неподвижным, но кончики губ слегка изогнулись.

- Ты занимаешься спортом? - спросила меня миссис Миллер.

- Да. Футболом и баскетболом.

Переворачивая страницу, Макс помолчала, а потом сказала:

- Правда?

- Я вырос в Техасе. Кроме того, у меня хорошо получается.

Она засмеялась.

- Ну, конечно.

- Держу пари, ты была отличной чирлидершей.

- Отличной? Не совсем. Почти убийственной? Точно.

Я увидел ее в розовом, как жвачка, выпускном платье и накидке выпускника. Мы приближались к концу альбома, и я все ждал более недавних ее фотографий с новым обликом уже не Барби. Но их так и не было. Альбом закончился, будто последних двух лет никогда не существовало. Я увидел написанное на ее лице облегчение, когда она перевернула последнюю страницу. Но оно сменилось потрясением и чем-то еще, что я не мог определить, когда она взглянула на последнюю фотографию, приклеенную внутри к обложке альбома.

Это была семейная фотография, на ней ей было двенадцать, может, тринадцать лет. У нее был характерный для детей этого возраста взгляд исподлобья. Позади нее стоял парень, по-видимому, ее брат. У него были такие же светлые волосы, и на нем была университетская куртка. На другом конце стояла девушка, возможно, шестнадцати-семнадцати лет, - вылитая Макс. Или, наверно, наоборот, потому что ее сестра была старше.

- Твои брат и сестра? - спросил я.

Что-то в выражении лица Макс изменилось. Она развернулась к матери, и ее лицо выражало ужас и страх.

- Нет. Мы этого не сделаем! Ты меня слышишь? Если ты за этим сюда приехала, то можешь уезжать. - Она захлопнула альбом и умчалась в свою спальню.

Я ожидал, что ее мать будет вести себя шокировано или расстроено, но она спокойно взяла альбом и положила к своим вещам, как если бы взяла книгу и вернула ее обратно на полку. Она вернулась в гостиную и забрала фотографию, которую поставила на кофейный столик.

Я понятия не имел, что происходит, но знал, что это как-то связано с праздниками, о которых Макс упоминала прошлой ночью. Но что бы это ни было, оно разбило Макс на множество маленьких кусочков, чего я ни разу у нее не видел до сего момента.

16

Макс

Не знаю, то ли мне закричать и заплакать, то ли что-то бросить и свернуться на полу. Что-то в моей маме заставляло меня чувствовать себя четырнадцатилетней и снова злиться. Я ненавидела это, но никак не могла от этого избавиться. Она просто никогда не оставляла эту тему в покое.

Мне не нужны были фотографии Алекс повсюду, чтобы помнить ее. Я видела ее в метро, на концертах, проходящей мимо на улице. Я видела ее, закрывая глаза. Раньше я видела ее, когда смотрелась в зеркало, до того, как изменила прическу и разрисовала кожу. Каждый раз, когда мама смотрела на меня, я видела отражение Алекс в ее взгляде, как будто она очень сильно хотела поменять нас местами и вернуть свою хорошую дочь.

Не важно, сколько раз я говорила, мама все время пыталась сделать так, чтобы праздники крутились вокруг Алекс. Она хотела говорить о том времени, когда Александрия сделала то или сказала это. Мама так много о ней говорила, что казалось, будто ее фантом сидит за обеденным столом, утаскивая за собой все счастье и весь нормальный разговор в царство небытия.

Как жаль, что я не умерла. Хотя мама уже заставляла меня чувствовать себя такой. Черт, у нее даже альбом всегда наготове, чтобы показать миру другую светловолосую блондинку, не важно, что я уже давно не являюсь той девчонкой. Никто не хотел смотреть фотографии этой Макс. Только Маккензи.