Мои пальцы замерли, и я, нахмурив брови, повернулся к ней.
— Что?
Она провела пальцами по волосам, и по лицу ее потекли слезы. Моя жена снова плакала. Слишком много слез за один день.
— Я спросила, целовал ли ты ее?
— О чем ты говоришь?
— Я задала такой простой вопрос. Просто ответь на него.
— Мы не будем это обсуждать.
— Ты ведь сделал это, не так ли? — Она разрыдалась, потеряв всякую способность мыслить логически. Где-то в промежутке между тем, как мы выключили свет, и тем, когда я ушел в свой кабинет, мою жену постигла эмоциональная катастрофа, и теперь ее разум сочинял истории, построенные полностью на воображении. — Ты целовался с ней! Ты целовался с моей сестрой!
Я прищурил глаза.
— Не сейчас, Джейн.
— Не сейчас?
— Пожалуйста, сейчас только взрыва твоих гормонов не хватает. Сегодня был тяжелый день.
— Просто скажи, целовал ли ты мою сестру? — повторяла она, словно заезженная пластинка. — Скажи. Скажи мне.
— Я даже не знал, что у тебя есть сестра.
— Это не меняет того факта, что ты целовался с ней.
— Иди приляг, Джейн. У тебя поднимется давление.
— Ты изменил мне. Я всегда знала, что это случится. Я всегда знала, что ты будешь изменять мне.
— У тебя паранойя.
— Просто скажи мне, Грэм.
Запустив пальцы в волосы, я сидел и не знал, что делать. Поэтому сказал правду:
— Господи! Я не целовался с ней!
— Целовался! — рыдала она, вытирая текущие из глаз слезы. — Я знаю. Потому что прекрасно знаю ее. Я знаю свою сестру. Может быть, она узнала, что ты мой муж, и сделала это, чтобы отомстить мне. Она уничтожает все, к чему прикасается.
— Я не целовался с ней.
— Она как… как вирус чумы, который никто не замечает. Но я-то вижу. Она совсем как моя мать — все портит и разрушает. Почему никто не видит, что она делает? Не могу поверить, что ты так поступил со мной… с нами. Я ведь беременна, Грэм!
— Я не целовал ее! — выкрикнул я, с такой силой выдавливая из себя слова, что горло сжалось от боли. Мне не хотелось больше ничего знать о прошлом Джейн. Я не просил ее рассказывать мне о сестрах. Я не пытался ни до чего докопаться. Я не приставал к ней с этим. Но, тем не менее, мы почему-то ссорились из-за женщины, с которой я был едва знаком. — Я понятия не имею, что представляет из себя твоя сестра, и знать о ней больше не желаю. Не знаю, что за чертовщина творится в твоей голове, но прекрати вымещать это на мне. Я не лгал тебе. Я не изменял тебе. Сегодня вечером я не совершил ничего плохого, так что прекрати. Ты весь день ко мне цепляешься.
— А ты перестань вести себя так, словно событие сегодняшнего дня для тебя что-то значит, — прошептала она, поворачиваясь ко мне спиной. — Тебе было наплевать на своего отца.
В подсознании промелькнуло:
— Сейчас самое время прекратить разговор, — предупреждающим тоном сказал я.
Она не послушалась.
— Ты же знаешь, что это правда. Он для тебя ничего не значил. Он был хорошим человеком, но для тебя ничего не значил.
Я сохранял молчание.
— Почему ты не спрашиваешь меня о моих сестрах? — спросила она. — Почему тебя это не волнует?
— У каждого из нас есть прошлое, о котором мы не рассказываем.
— Я не лгала, — повторила она снова, хотя я ни разу не назвал ее лгуньей. Джейн словно сама себя пыталась убедить, что не лгала, хотя именно это она и делала. Но суть в том, что мне было наплевать, потому что если я и выучил что-то о людях, так это одно: они все лгут. Я не верил ни одной живой душе. Как только человек разрушает доверие, как только ложь всплывает на поверхность — дальше уже все, что бы он ни говорил (будь то правда или ложь) начинает выглядеть плохо скрываемым предательством.
— Отлично. Ладно, давай сделаем это. Давай честно вскроем карты. Все. У меня две сестры: Мари и Люси.
Я поежился.
— Прекрати, пожалуйста.
— Мы не общаемся. Я самая старшая, Люси — младшая. Она совсем не умеет контролировать эмоции.
Забавное утверждение, потому что в данный момент именно Джейн находилась в состоянии эмоционального срыва.
— И она точная копия моей матери, которая умерла много лет назад. Отец бросил нас, когда мне было девять лет. Я даже не могла винить его — моя мать была с приветом.
Ударив ладонями по столу, я повернулся к ней лицом.
— Чего ты хочешь от меня, Джейн? Хочешь, чтобы я сказал, как зол на тебя из-за того, что ты ничего мне не рассказывала? Хорошо. Я зол. Хочешь, чтобы я сказал, что понимаю тебя? Хорошо. Я понимаю. Хочешь, чтобы я сказал, что ты поступила правильно, бросив этих людей? Отлично. Да, ты права, что бросила их. Теперь я могу вернуться к работе?
— Расскажи мне о себе, Грэм. Расскажи о своем прошлом — том самом, о котором никогда не говорил.