Притяжение. Будь рядом, когда я умру

– Ох… наверное, это очень дорого снимать квартиру в самом сердце Ванкувера с видом на залив…

– Дорого, – кивнул Мэтт и обжёг горло глотком кофе.

– Понимаю… но разве для одного из самых успешных… эм, мужчин в модельном бизнесе не должны такие вещи быть сущей ерундой?

Шанель раскрыла лежащий до этого на журнальном столике веер и начала энергично обмахивать им шею. Мэтт скрипнул зубами.

– Должны. Для успешных. Но я не успешный.

Жозефина с удивлением округлила глаза.

– Раньше был, а теперь нет, – добавил он.

– Что случилось?

– Только то, что моя «возмужавшая» рожа перестала привлекать девочек, и журналы с ней на обложках перестали так хорошо расходиться.

Это было правдой, но мало кто в этой комнате, кроме самого Мэтта, осознавал до конца все масштабы его проблем.

В модельный бизнес он попал случайно – просто зашёл с другом за компанию на кастинг. Друг происходил из не самой успешной семьи иммигрантов и находился в постоянном поиске приработка, Мэтт же только месяц назад получил от матери в подарок на шестнадцатилетние новенький Инфинити, и карманных денег у него было хоть отбавляй, и подружек он мог приводить, когда захочется. Но Мэтт и в вопросах дружбы был переборчив: если и определял кого в друзья, то со всей вытекающей ответственностью. На кастинге, впрочем, оба совершенно зелёных кандидата в модели больше глумились над происходящим и никаких реальных планов на такой вид деятельности не имели. Как ни странно, приняли обоих. И Мэтт и Бен честно отработали в съёмках социальной рекламы для молодёжи, и каково же было их удивление, когда всего за четыре часа им обоим выплатили по триста долларов. Это были первые самостоятельно заработанные Мэттом деньги, и вкус у них был будоражащим. Он вдруг почувствовал себя мужчиной, умеющим добывать, правда способ добычи ему не просто не нравился, а был глубоко неприятен. В то же лето владелец машины стоимостью в шестьдесят тысяч долларов устроился на работу в Макдональдс на минималку. Потом был продуктовый магазин, магазин одежды, кафе, магазин подержанных лодок и катеров, где он хлоркой отмывал их корпуса от ракушечника и плесени. Мэтту хватило одного лета, чтобы понять: деньги на всех этих работах зарабатывал не он, а владельцы. Он лишь отдавал всё своё время за копейки, которых не хватало даже на то, чтобы хорошенько развлечь девчонок. Он твёрдо решил учиться, как в своё время сделала мать, а пока не отказывать себе в более лёгких деньгах, получать которые он мог всего лишь натягивая на себя футболки и джинсы новых неизвестных брендов и позируя перед камерой – агентства с завидным постоянством предлагали ему контракты. Однако к моменту окончания школы неизвестные бренды стали известными, а один его контракт превышал годовой доход матери, владеющей гордым званием PhD (высшая научная степень, доктор наук) на своих визитках и на вывеске с именем её клиники.

Шанель была не просто умной женщиной, она была самой умной из всех, кого он знал. Пожалуй, одна только Ива могла бы посоревноваться с ней в интеллекте, но Ива была юной и неопытной, а потому безбожно проигрывала во всём, что касалось жизни. Шанель была не только умной, но и богатой. Мало кто представлял, какие суммы она ежегодно указывает в своей налоговой декларации, как и то, кто именно прячется под солнечными очками и бейсболками, посещая её тихий офис в маленьком малоизвестном городке. Эти люди хорошо платили тому, кто умел решать их проблемы. Шанель, конечно, не могла избавить своих пациентов от всех их проблем, но очень хорошо справлялась с самыми важными. И богатела. Но ещё больше богател её девятнадцатилетний сын, многократно переплюнувший заработки матери без всякого образования, диссертаций и заработанной десятилетиями репутации. Всё, что ему нужно было делать – это рекламировать трусы. Хотя именно трусы и были его самой большой проблемой. Шанель была бы довольна жизнью, если бы Мэтт всего-навсего не мог себя в них удержать, но нет, её сын был слишком сложен, чтобы его проблемы были такими простыми. Маттео был глубоко и безнадёжно разочарован собой, презирал то, чем зарабатывал на жизнь, но продолжал это делать, пристрастившись к роскоши и драйву, миру у его ног, пусть и не в том формате, в каком ему бы хотелось, но тем не менее. Неудовлетворённость разъедала его изнутри, с каждым годом всё больше превращая в дёрганного, вечно всем недовольного неврастеника.

– О, господи, Маттео, не могу в это поверить… Мне так жаль! Я могу тебе чем-то помочь? – участливо поинтересовалась Жозефина.

– Хочешь предложить мне работу?

Гинеколог на мгновение оторопела и, только чтобы не выглядеть неловко, спросила:

– А что ты умеешь делать?

«Кроме как позволять другим людям любоваться на себя» – хотела она добавить, но из уважения к подруге, а никак не к этому дерзкому сопляку, смолчала.

– Ну… я мог бы раздвигать твоим пациенткам ноги.

– Маттео! – тут же вспыхнула Жозефина.

– Что? До сих пор у меня это неплохо выходило, – невозмутимо заверил он.

Видавшая многое в жизни Жозефина покраснела и бросила на Шанель взгляд-призыв приструнить наглеца.