Притяжение Андроникова

В годы сталинщины это имело и особое, так сказать, общественно-оздоровительное значение. Мне довелось еще школьником быть на одном из первых выступлений Андроникова, в Доме журналистов. В тот период люди интеллигентского круга уже опасались ходить друг к другу в гости, собираться большими компаниями, дух подозрительности и страха придавливал всех. И какими радостно-просветленными стали лица собравшихся в зале, как дохнуло на всех уходящей от нас раскованностью поведения! Сколь важно было в те годы показать, что юмор, как форма и повседневного поведения и критического выражения мыслей в отношении известных людей остается в нашем бытии. Как это поддерживало дух! Ираклий был любим, именно любим, и более близко знавшими его, и все возрастающим кругом зрителей, слушателей, читателей.

В российской культуре давняя традиция – исполнение автором им же сочиненных устных рассказов, типологизирующих явления, восходящая по крайней мере еще к другу А. Н. Островского Ивану Горбунову. Но Ираклий Андроников воплощал в своем творчестве образы исторических лиц, причем достаточно известных. Он – создатель особой уникальной разновидности исторических источников: воспроизведения и образа исторических лиц, и представления о них современников. Это – отнюдь не имитация внешне узнаваемых черт таких людей (хотя и в этой области он был способен на вершинные достижения, например, передача великолепия голосов Качалова или Остужева). Ираклий – это чудо перевоплощения: и словарь, и порядок слов, и интонационная манера, характерные элементы внешнего облика – выражение лица, движение рук, походка. Степень сходства наводила первоначально мысль на сравнение с кинокадрами, а позднее с видеозаписью. Но это всегда и художественный образ, отражающий и творца его, притом не только его талантливость писателя и артиста, но и логическую точность исследовательского подхода к явлениям. Выделяется существенное, обычно и знакомое уже, но наряду с основным лейтмотивом ощутимы и иные мелодии. (Сравнение с музыкальным произведением напрашивается не напрасно – творчество Андроникова всегда контрапункт во всем его многообразии!) Заметно недосказанное, невыраженное, и как бы виден путь к нему. А это подчас и страшит. Андроников – доброжелательный художник и человек, но он и наблюдательный мыслитель-аналитик. Остается – и едва ли не сознательно – намек и на менее привлекательное в тех же людях: эгоцентричность, равнодушие, снисходительную барственность, нарочитость любезности, показную приветливость, недостаток чувства юмора… Созданные образы в какой-то мере на грани шаржа и гротеска. Но такие обобщения, сгустки художественно воплощенных черточек характера всегда отличает безупречный вкус, а следовательно, и такт. Это – показатель не только меткого глаза и опыта художника, тонкого слуха музыканта, но и проникновенного ума исследователя-психолога и историка культуры, знающего цену тому или иному историческому свидетельству.

И теперь, когда многих из изображаемых уже нет в живых и нам легче определить и оценить их место в нашей общественной жизни и культуре, когда мы узнаем немало нового о них из оставленного ими самими (дневники, записные книжки, мемуары и др.), из рассказанного о них или из официальной документации, сравнивая с изображенным (и написанным) Андрониковым, едва ли не всякий раз убеждаешься в том, как зорок был его взгляд и безграничны возможности актера, – отнюдь не все зная о своих героях, он сумел воссоздать главное в их образе. И как благодаря этому обогащается понимание многих явлений культуры XX века, облегчается комментирование многих мемуаров и художественных произведений, отражающих эти же годы. Особенно по сравнению с тем временем, которое так детально изучал Андроников – литературовед и историк, с эпохой Пушкина и Лермонтова.

Андроников никогда не монологичен: не только в устных выступлениях, где естественны контакт и единомыслие, соответственность чувств с аудиторией, но и в том, что он писал. Рядом с ним всегда ощущается собеседник: они ожидают, чувствуют (точнее сказать – предчувствуют) реакцию друг друга, откликаются на нее. Вносился и элемент бытового (т. е. в какой-то мере и нам всем свойственного), но без пошлости, снижения образа. Тем самым великие становились доступнее для восприятия, ближе к нам, выходили из рамок портретов в пантеоне знаменитостей. И это тоже способствовало тому, что создаваемое Андрониковым становилось частью нашего восприятия этого человека.

Столь всеобъемлющее проникновение в образ мысли и поведения известных ему и нам наших современников помогло Андроникову в постижении поведения и культурного облика и людей прошлого (особенно первой половины XIX столетия), которое он изучал неутомимо и вдохновенно. А нам, убедившимся в проникновенности такого подхода, позволяло поверить в предложенные им интерпретации явлений далеких лет.