Притча о встречном

Еще с первых курилок заводских, с устатку вдохновенного и сдержанно-зажигательного трепа научился он так ронять слова, как бы меж затяжками, беспечно и без малейшего будто расчета на эффект, но держа ухо востро — смеются или нет? — еще с тех пэтэушных зеленых дней своих, когда, утверждаясь «как настоящий рабочий», заметил он, что лучшие остряки именно так, подчас даже с угрюмством, небрежно высевают свою шутливость. На хлесткость сверхученого словечка «эманация» он, впрочем, не слишком надеялся. Что и говорить, соблазнительное для кандидатского лексикона словечко! А то беднягам приходится обходиться, как Эллочке-Людоедке, куцым набором: «вопрос», «аспект», «проблема», «концепция»… Учено! А вместо всех глаголов — один-единственный: «решить»!..

— А вы сами часом не научный работник?

— Что вы, что вы — побойтесь бога…

Он хотел добавить еще что-то про «суконное рыло в калашном ряду», что «хотел быть в попах, да неожиданно пропах»… Господи, чего только не наслушаешься в цеховой курилке! Не на концертах известных музыкантов, не на вечерах знаменитых поэтов — на заводе, в курилке, он так остро почувствовал, что такое вдохновение! А все жизненное — и выдают, и выдают! О, бескорыстнейшая, неписьменная, безавторская поэзия курилок!.. Тема! Одна из многих его, к которым он все добирается — доберется ли?.. То ли смелости, уверенности нет в нем, то ли этот — «разряд писательский» — и вправду еще низковат?.. Надо работать, чтоб зреть душой и словом. Тогда и придет «разряд»…

Он бы с радостью вернулся на завод. Скучает по ребятам, по их искрящейся шутке, сдержанно-суровой доброте. После травмы долго не дают третью группу. У него пенсия, живет не тужит. И пишет, и пишет: не скучно. В общем-то. А на завод, в ту же курилку, к ребятам, тянет…

Как-то сосед сунулся с бутылкой. Выставил — больше не сунется! Самое легкое опуститься, пожалеть себя — глупо и фальшиво…

— А все же — где вы работаете, чем занимаетесь? Пусть даже на заводе — что ж тут такого? — снисходительно спрашивала она вчера.

Она тогда доверчиво нырнула ручкой в карман его пальто, к его руке. Он остался безучастным к ее ласковости. Надо же — «пусть даже на заводе»! Дура дурой, а хитрая. Хитрая-хитрая, а все же снова дурой.

— Нигде не работаю, ничем не занимаюсь… Заверяю вас, что не тунеядец. И не фальшивомонетчик… Временно нетрудоспособен: травма была, оклемался. В общем, заводской непрестижный человек…

Потом он долго молчал, рассеянно слушая ее болтовню; не о работе, о ее «распрекрасном коллективе». Его молчание она, пожалуй, приняла за смущение, даже за оробелость, перед ее кандидатством!..

— Какая у вас большая и спокойная рука! — сказала она, кокетливо придерживая свободной рукой у горла приподнятый норковый воротник пальто и заглядывая ему в лицо. «Спокойная рука», выше локтя, была в гипсе… Спокойна или уже упокойна она, рука фрезеровщика?

Потом все же что-то прорвалось у нее и о «творческой работе». Говорят, их институт войдет подкомиссией по созданию частотного словаря. Совершенно нового частотного словаря! Она уже измучилась с этими карточками!.. В голове ералаш, слова, слова — карточки и карточки!.. Она их во сне видит — муравейники ксероксного набора!

Она, видимо, ждала сочувственных слов, а он молча слушал и думал что-то свое. Небось миллионный тираж!.. А кому, по правде говоря, нужен этот «новейший частотный словарь»? Если вот даже ему, поэту, пусть начинающему, он — что рыбе зонтик. Из каждых тысячи слов сколько раз произносится то или другое?.. Смотря кем! Скажем, слово «работа», он это заведомо знает, на первом месте! «Зачастили» его такие «работники»! Владимир Иванович Даль один, не кандидат, не институт, создал вечный словарь. А тут оравы «ученых» списывают… И зачастили, и засуетились «новейшие»!.. Словари, словари — по три страницы об известном, но ни звука о трудном. Полезет обыватель за простейшим в «новейший» — «звони́т» или «зво́нит»? Ничего не найдет! Если только не нашарит в петите у Даля!.. Наука… «Науке зеленую улицу!» А на прилавке книжного — ни Чехова, ни Толстого…

Потом она стала уверенней и откровенней — заговорила о том, что, собственно, ей, женщине, и свойственно. Стала рассказывать, как ей трудно натереть паркет, как она все равно добивается его блеска! Называла иностранные жидкости, их качества — и все по поводу натирания паркета! Кстати, да кстати, не может он достать французские духи?

— Вам, мужчинам, вроде бы ничего не надо!.. Все, все должна делать женщина! Вы ловко устроились, все подай готовое, а сами увиливаете! Не говорите, мужчины инертные! Не протолкнешь, увиливают!..

— И от науки тоже?

— Конечно, и там и здесь — всем вынуждена заниматься женщина!