Притча о встречном

В эмиграции Алексей Толстой обращал внимание Бунина на его «неформу». «Третий Толстой» хоть и шутит, и не без едкости и сарказма, в словах его проглядывает одна из тех черт характера, которые мешали Бунину окончательно подружиться с Толстым. Некогда в молодости изящно одевавшийся Бунин, постарев в эмиграции, в буржуазной Франции, вдали от родины, меньше всего думал о своей «форме», которая могла будто бы принести успех писателю, будь, мол, она такова, как ему подсказывал Толстой. В очерке «Третий Толстой» Бунин писал о том, как мысленно импровизировал и «режиссировал» его «форму» Толстой.

«Никогда ничего путного из вас не выйдет в смысле житейском, не умеете вы себя подавать людям! Вот как, например, невыгодно одеваетесь вы. Вы худы, хорошего роста, есть в вас что-то старинное, портретное. Вот и следовало бы вам отпустить длинную узкую бородку, длинные усы, носить длинный сюртук в талию, рубашки голландского полотна с эдаким артистически раскинутым воротом, подвязанным большим бантом черного шелка, длинные до плеч волосы, на прямой ряд, отрастить чудесные ногти, украсить указательный палец правой руки каким-нибудь загадочным перстнем, курить маленькие гаванские сигаретки, а не пошлые папиросы… Это мошенничество по-вашему? Да кто ж теперь не мошенничает так или иначе, между прочим и наружностью!..»

Зато Юрий Олеша, который анкетную графу «Социальное происхождение» заполнял словами «из дворян», мог годами жить без быта, носить пальто и пиджак с чужого плеча, отказавшись от квартиры, жить постоем у друзей… Так, например, он жил после эвакуации, не замечая «форму» свою. В воспоминаниях о нем можем прочитать даже о том, как он мог, например, остановиться у мусорного ящика, из которого выглядывала пара поношенных башмаков, извлечь ее, оценивающе осмотреть со всех сторон, надеть, вместо своих разбитых, оставленных взамен «обновы», в том же мусорном ящике. При этом еще — не из статистических таблиц, не из газетных передовиц, на основе этого странного (для такого писателя, видать, все же не странного!) факта поделиться мыслью с дворником — о действительно поднявшемся благосостоянии людей!

И главное: «Станет ли душа лучше, если выбрасывают такие добротные башмаки!» Подбирал на свалке башмаки, но из гонорара, вместе с женой, кидал тридцатки в форточки подвальных квартир!..

Олеша иногда задумывается над тем, почему иные углубленные художники, даже гениальные подчас, приходят в противоречие с материальной стороной жизни. В «Ни дня без строчки» Олеша, например, писал: «Умирающего Мусоргского привезли в больницу, где могли лечиться военные определенного круга. Его не хотели принять, кто-то помог, и композитора положили под именем чьего-то денщика. Так он и умер под чужим именем… Моцарт был похоронен в могиле для нищих. Так и любое известие о том, что тот или иной гений в области искусства умер в нищете, уже не удивляет нас — наоборот, кажется в порядке вещей. Рембрандт, Бетховен, Эдгар По, Верлен, Ван Гог, многие и многие. Странно, гений тотчас же вступает в разлад с имущественной стороной жизни. Почему? По всей вероятности, одержимость ни на секунду не отпускает ни души, ни ума художника — у него нет свободных, так сказать, фибров души, которые он поставил бы на службу житейскому…»

Вероятно, слова Олеши об одержимости художника, не «отпускающей души» его, что и приводит «к разладу с имущественной стороной жизни», не покажутся столь максималистскими, если вспомним, что и нечто подобное говорил и Экзюпери (граф и аристократ по происхождению!), приходя к окончательной формуле, что для художника «трагедии материального порядка не существует»…

И не молвы ради, и не творя легенду о себе, после очередной «раздачи» гонорара форточкам подвалов или просто проходящим на Тверском бульваре, Олеша объяснял жене, что — «так надо!», что (разве она не заметила?) он пишет лишь, когда денег нет! Без денег в гости не пойдешь, и к тебе никто не придет, а пишешь — и человеком себя чувствуешь, и Ольгу свою, единственную, тогда больше любит! «Душа пустеет, когда карман полнеет»! Ему всегда стыдно с деньгами, какая-то неискренность, деньги люди куда-то прячут, замыкаются, точно собака, ухватившая кость, становятся настороженными… «Что там ни говори, есть что-то в деньгах морально-неполноценное, эгоистичное, лукаво-сатанинское. Недаром при коммунизме денег не будет! «Почувствуй это, — с деньгами получается, что кто-то лучше, кто-то хуже! Как бы по сортам все. Не совестно ли? Неинтеллигентно, некрасиво, душе несвободно… Не перед попом, не на исповеди, не раскаяньем в грехах очищается душа — надо от денег отскрестись! И грехов на душе не будет!»

И Олеша идет к телефону, удобно устраивается на табурете и деловито принимается названивать знакомым. «Здравствуйте! Вам нужны деньги? Как какие? В купюрах Госбанка СССР! Мой бюджет к вашим услугам! Хоть несколько купюр покрупнее! Иначе — на ваших глазах порву!.. Понимаете — я получил большой гонорар. Литература не должна служить обогащению! Писатели должны хоть в этом жить коммуной!..»