Притча

- Вам нужно поместить его в какую-нибудь тюрьму, где смогут продержать его, хотя бы пока вы не предъявите обвинение, которое закон примет. При желании его могут выпустить через день или через минуту; вам только нужно, чтобы правомочный служащий правомочного суда зарегистрировал его как правомочно обвиненного в преступлении или проступке, тогда, если его адвокаты привлекут к ответу ваших поручителей за незаконный арест, они смогут послать их к черту.

- Какое обвинение? - спросил надзиратель.

- Где тут ближайшая тюрьма? Окружной центр не годится - городок, где живет не более пяти тысяч людей?

Надзиратель сказал:

- Хорошо. Отвезите его туда. Возьмите мою машину; я позвоню своему шоферу. Только придется... но не мне объяснять вам, как спасать арестованного от толпы.

Это была правда, надзиратель мечтал и об этом; он уже планировал, снова и снова продумывал все до последнего великолепного победного жеста с той минуты, когда два года назад положил руку на Библию и принял присягу; он не ждал, что такое случится, но готовился к той минуте, когда ему придется проявить не только свою пригодность для этой должности, но и мужскую честь и смелость, сохранив верность своей присяге перед лицом тех, с чьего согласия он занимал эту должность.

- Да, - сказал он. - Только...

- Хорошо, - сказал адвокат. - Снимите, к черту, эти наручники. Дайте мне ключ, - взял у него ключ, снял наручники и бросил их на стол, где они снова издали легкий мелодичный звон.

- Только... - снова сказал надзиратель.

- Теперь пройдите по коридору, закройте большую дверь в зал заседаний и заприте ее снаружи.

- Это не остановит... не удержит их...

- О них не беспокойтесь. Предоставьте это мне. Идите.

- Иду, - сказал надзиратель и направился было к двери, но потом остановился снова. - А как же те, что снаружи?

Адвокат две-три секунды не произносил ни слова, а когда заговорил, то казалось, что в комнате никого нет, или, в сущности, что он просто думает вслух:

- Пять человек. А вы служитель закона и вооружены. Вы можете даже выхватить пистолет. Если быть осмотрительным, они не опасны.

- Да, - сказал он и снова направился к двери, потом снова остановился, не оглядываясь, просто остановился и замер.

- Обвинение?

- Бродяжничество, - сказал адвокат.

- Бродяжничество? - удивился он. - Хотя ему принадлежит половина сорока пяти тысяч долларов?

- Ерунда, - сказал адвокат. - У него нет даже половины доллара. Идите.

Но на этот раз надзиратель не двинулся; возможно, не оглянулся, но и не двинулся с места и совершенно спокойно заговорил:

- Не так. Наоборот. Закон увозит черномазого из тюрьмы и из города, чтобы спасти от толпы, которая хочет отбить его и сжечь. Все эти люди хотят только освободить его.

- Вы не считаете, что закон должен быть обоюдоострым? - сказал адвокат. - Что он должен защищать и тех, кто не крал сорока пяти тысяч?

- Все так, - сказал надзиратель; и теперь он взглянул на адвоката, его рука лежала на круглой ручке двери, но он пока не поворачивал ее. - Только я хотел спросить не об этом. Полагаю, что ответ у вас уже есть, и надеюсь, что хороший... - говорил он спокойно, медленно и отчетливо. - Я все о том же. Значит, продержу его в Блестоне, пока обвинение не будет официально зарегистрировано. Потом он может уходить.

- Взгляните на его лицо, - сказал адвокат. - У него нет никаких денег. Он даже не знает, где они могут быть. Не знает ни тот, ни другой, потому что их и не было, эту мелочь, что могла им достаться, этот кокни давно истратил на шлюх и виски.

- Вы не ответили, - сказал надзиратель. - Потом он может уйти.

- Да, - сказал адвокат. - Сперва заприте дверь в зал заседаний. Потом возвращайтесь за черномазым.

Надзиратель отворил дверь; пятеро стояли там, но он даже не замедлил шага, прошел посреди них, потом вдруг, вместо того чтобы пойти по коридору к задней двери зала заседаний, как велел адвокат, он направился к лестнице, быстро, но не бегом, просто скорым шагом, спустился и прошел по холлу в кабинет дяди своей жены, где не было никого, открыл выдвижной ящик стоящего за перегородкой стола и, даже не роясь в нем, вытащил из-под массы старых судебных постановлений, недописанных повесток, скрепок, резиновых штампов и ручек со ржавыми перьями запасной служебный пистолет, сунул его в пустую кобуру, вышел в холл и поднялся по другой лестнице к главному входу зала заседаний, прикрыл двери, несмотря на то, что одно лицо, затем три, затем дюжина обернулись к нему, повернул ключ в замке, вынул его, сунул в карман и снова заторопился, даже побежал бегом в кабинет судьи, где адвокат повесил трубку, отодвинул телефон, потянулся к лежащей в пепельнице сигаре и впервые обратил взгляд на негра; раскуривая медленными затяжками сигару, впервые оглядел спокойное, лишенное возраста лицо римского сенатора над старым, поношенным, тщательно вычищенным сюртуком, обрамленное венчиком седеющих волос, обвивающим череп, словно лавры Цезаря, а потом заговорил, разговор их состоял из кратких, прямых, почти монотонных вопросов и ответов:

- У тебя нет никаких денег, так ведь?

- Нет.