Пристрастие к смерти

Внезапно Кейт накрыла волна оптимизма – безрассудного, пьянящего и опасно похожего на эйфорию. Она накатывала всегда, когда расследование шло успешно, но Кейт научилась укрощать и смирять ее. «Если все пойдет хорошо, если мы его, кем бы он ни оказался, поймаем, а мы его поймаем, тогда я на верном пути. Я действительно на верном пути». Ее душевный подъем объяснялся и более глубокими причинами, чем просто честолюбивое удовлетворение от удачно выдержанного испытания, от хорошо сделанной работы. Она в принципе была довольна собой. Каждый миг краткого противостояния с этим самоуверенным позером доставил ей истинное удовольствие. Она вспомнила первые месяцы своей службы в уголовно-следственном отделе: корпение над бумагами, поквартирные опросы, съедавшие весь день, жалкие жертвы, едва ли не еще более жалкие злодеи. Насколько же интереснее была теперешняя изощренная охота на человека; мысль о том, что им противостоит умный убийца, умеющий думать и планировать, а не какая-нибудь невежественная, незадачливая жертва обстоятельств или страстей, воодушевляла. Кейт научилась владеть лицом задолго до того, как начала работать в полиции, и сейчас аккуратно вела машину, устремив бесстрастный взгляд на дорогу. Но каким-то образом ее чувства, видимо, все же передались спутнику, потому что он спросил:

– Вы довольны собой, инспектор?

Сам по себе вопрос и официальность обращения заставили Кейт мысленно вздрогнуть, но она решила ответить честно, понимая, что выбора у нее нет. Она хорошо выполняла домашнюю работу. Ей была известна его репутация: когда коллеги говорили о нем, она очень внимательно слушала. А они говорили: «Он шельма, но честная шельма». Кейт знала, что к некоторым несовершенствам и чудачествам Дэлглиш относился терпимо. Но нечестность среди них не числилась.

– Да, сэр, – ответила она. – Мне нравится ощущение того, что мы контролируем ситуацию и движемся к определенной цели. – Потом помолчала и, сознавая, что вступает на опасную территорию (но, черт возьми, почему это должно сходить ему с рук?), добавила: – Ваш вопрос подразумевал критику, сэр?

– Нет. Никто не служит в полиции без того, чтобы получать некоторое удовольствие от обладания властью. И никто не идет в специальный отряд по расследованию убийств, если у него нет своего рода пристрастия к смерти. Опасность возникает, когда это удовольствие становится самодостаточным. В этом случае пора задуматься о другой работе.

Ей хотелось спросить: «А вы когда-нибудь задумывались о другой работе, сэр?» – но она понимала, что искушение следует побороть. Бывают старшие офицеры, которым подобный вопрос можно задать после пары стаканчиков виски в клубе высшего командного состава, но Дэлглиш к ним не принадлежал. Она помнила момент, когда сообщила Алану, что Дэлглиш взял ее в свой новый отряд. Он тогда улыбнулся и сказал: «Так не пора ли тебе попробовать читать его стихи?» – а она ответила: «Лучше я сначала попытаюсь наладить отношения с человеком, а уж потом – с его стихами». Теперь, по прошествии времени, она не могла сказать, что преуспела в этом.

– Мистер Лампарт упомянул о располосованном бритвой горле. А ведь мы не сообщали ему, как именно умер сэр Пол. Каким же образом он узнал о бритве? – поделилась Кейт своим подозрением.

– Закономерный вопрос, – согласился Дэлглиш. – Они были старыми друзьями; Лампарт – один из тех, кто мог знать, чем бреется Бероун, и догадаться, какое орудие было использовано. Интересно, что он не смог заставить себя прямо спросить нас об этом. В любом случае мы должны как можно скорее проверить время его тогдашних передвижений. Думаю, это работа для Сондерса. Пусть он сделает три ездки: в одно и то же время, на машине той же марки, в тот же день недели и, если повезет, в таких же погодных условиях. И еще нам нужно разузнать все, что возможно, о Пембрук-Лодж. Кто обладает безусловным правом собственности на дом, кто входит в состав акционеров, каков механизм работы этого бизнеса и какой репутацией он пользуется.

Кейт не могла записать его инструкции, но в этом не было необходимости.

– Слушаюсь, сэр, – сказала она.

– У него было средство, была информация и был мотив. Не думаю, что он стремился к браку с леди Бероун, однако ему, безусловно, не была нужна обедневшая любовница, которая могла начать помышлять о разводе. Но если он хотел, чтобы Бероун умер, причем умер до того, как успеет выкинуть свои деньги на какой-нибудь полупропеченный проект обеспечения жильем нищих и отверженных, ему не нужно было перерезать ему горло. Он врач и владеет более искусными методами. Этот убийца действовал не просто из соображений практической целесо-образности. В той комнате витал дух ненависти. А ненависть не так легко скрыть. В Стивене Лампарте я ее не заметил. Фанаберия, агрессивность, ревность – да. Но не ненависть.