Дэлглиш думал, что хозяин сядет за стол, чтобы иметь психологическое превосходство. Вместо этого Лампарт усадил их на низкий диван, а сам сел напротив, в кресло с прямой спинкой и чуть более высоким сиденьем. Это давало ему менее очевидное преимущество, однако низводило опрос до уровня уютной, даже интимной, беседы о некоей общей проблеме.
– Я знаю, разумеется, по какой причине вы здесь, – сказал он. – Чудовищное событие. Мне все еще трудно поверить в его реальность. Догадываюсь, что то же самое говорили вам все родственники и друзья покойного. Жестокое убийство – это то, что обычно случается только с посторонними, но ни в коем случае не с кем-то, кого ты знаешь.
– Как вы узнали об убийстве?
– Леди Бероун позвонила мне вскоре после того, как ее навестили ваши люди, и я, как только освободился, поехал к ним. Хотел предложить любую помощь, какая в моих силах, ей и леди Урсуле. Подробности мне до сих пор неизвестны. У вас уже есть хоть какая-то ясность, что именно случилось?
– У обоих перерезано горло. Мы пока не знаем, почему и кем.
– Это я понял из газет и теленовостей, но информация дается крайне ограниченная – похоже, намеренно. Насколько я понимаю, вы рассматриваете это как убийство?
– Нет никаких свидетельств того, что это был сговор о коллективном самоубийстве, – сухо ответил Дэлглиш.
– А дверь, ну та, что ведет в ризницу или где там нашли тела… Могу я спросить, была ли она открыта, или это вопрос, на который вы не должны отвечать?
– Она была не заперта.
– Что ж, это, по крайней мере, хоть как-то утешит леди Урсулу. – Он не стал прояснять смысл своего замечания, да в этом и не было нужды. Помолчав, он спросил: – Что вы хотите от меня, коммандер?
– Я бы хотел, чтобы вы нам рассказали о лорде Бероуне. Это убийство может оказаться тем, чем оно кажется на первый взгляд: он впустил кого-то, и этот кто-то – незнакомец – убил их обоих. Но если все не так просто, то нам нужно знать о нем как можно больше.
– В том числе: кому было известно, где он собирался провести вчерашний вечер и кто ненавидел его настолько, чтобы перерезать ему горло?
– В том числе все, что вы знаете и что может иметь хоть какое-то отношение к делу.
Лампарт помолчал, словно собираясь с мыслями и приводя их в порядок. На самом деле в этом не было никакой необходимости: они оба знали, что его мысли давно уже в полном порядке.
– Не думаю, что я могу существенно вам помочь. Ничто из того, что я знаю о Поле Бероуне или о чем догадываюсь, не имеет ни малейшего отношения к его смерти. Если бы вы спросили меня о его врагах, я бы сказал, что они могли у него быть – политические противники. Но думаю, что у него их было меньше, чем у любого другого члена правительства, и в любом случае они не убийцы. Мысль о том, что это преступление политическое, абсурдна. Если, конечно… – Он снова сделал паузу, Дэлглиш ждал. – Если, конечно, у кого-то на крайнем левом фланге не было личной неприязни. Но это сомнительно. Более чем сомнительно – смешно. Саре, его дочери, активно не нравились его политические взгляды, но у меня нет никаких оснований полагать, что люди, с которыми она связана, и даже ее друг– марксист, способны дойти до кровопролития.
– Что это за люди?
– О, какая-то малозначительная революционная группа, левые экстремисты. Вряд ли о них пишут в «Лейбор»[21]. Я думал, вы это уже выяснили. Разве в обязанности специальной службы не входит слежка за такими людьми? – Взгляд его был открытым и лишь отчасти вопросительным, но Дэлглиш уловил нотку презрения и неприязни в его хорошо контролируемом голосе и подумал: интересно, уловила ли ее и Кейт?
– А кто ее друг?
– О, помилуйте, коммандер, я его не обвиняю. Я вообще никого не обвиняю. – Дэлглиш молчал, ему было интересно, какой длины паузу Лампарт сочтет убедительной, прежде чем выдаст информацию. – Его зовут Айвор Гаррод. Знаменосец всех модных радикальных сборищ. Я видел его лишь однажды, на Камден-Хилл-сквер. Месяцев пять назад Сара привезла его туда на ужин – полагаю, специально, чтобы позлить отца. Это было застолье, о котором я предпочел бы не вспоминать. Но из тогдашних его высказываний можно было понять, что насилие, которое он проповедует, – это нечто гораздо более грандиозное, чем всего лишь убийство одного экс-министра-консерватора.
– Когда вы в последний раз видели сэра Пола Бероуна? – спокойно спросил Дэлглиш.
Смена темы явно смутила Лампарта, но он ответил так же спокойно:
– Месяца полтора назад. Мы были уже не так дружны, как прежде. Вообще-то я собирался позвонить ему сегодня и спросить, не поужинает ли он со мной на днях, если, конечно, обращение в религию не лишило его вкуса к хорошей еде и вину.
– Зачем вы хотели его увидеть?