Пристрастие к смерти

– Он ее не посещал. Просто мы были с ним знакомы. И я дал ему ключ. Он хотел побыть в церкви один, – добавил отец Барнс в тщетной надежде, что его доверительность, опасно граничащая в службе священника с интимностью, польстит ей и, возможно, умерит ее любопытство. – Ему нужно было где-то спокойно подумать, помолиться.

– В малой ризнице?! Ну и странное же место он выбрал для этого. Почему было не постоять на коленях в самой церкви? Или в приделе Богородицы перед святым образом? Вот где пристало молиться тем, кто не может дождаться воскресенья. – В ее голосе слышались нотки горестного сожаления, словно не только место, выбранное сэром Полом, но и сама его молитва были равно предосудительны.

– Вряд ли он мог бы спать в самой церкви, миссис Макбрайд.

– А почему он должен был там спать? У него что, дома своей кровати нет?

У отца Барнса снова начали дрожать руки. Кофе выплеснулся из чашки, несколько обжигающих капель упало на ладонь. Он осторожно поставил чашку на блюдце и попытался унять предательскую дрожь, так что, отвлекшись, едва не пропустил последние слова миссис Макбрайд:

– Ну, если он сам себя убил, то умер он чистым, надо отдать ему должное.

– Умер чистым? Что это значит, миссис Макбрайд?

– Разве это не он мылся, когда мы с Томом проходили мимо церкви вчера сразу после восьми часов вечера? Или вы думаете, что это был Харри Мак? Только не говорите мне, что Харри по собственной воле подошел бы к крану. А мы отчетливо слышали журчание в сливных желобах. Мы, конечно, подумали, что это вы. Том еще сказал: «Отец Барнс моется под краном в умывальне; должно быть, газ экономит в пасторском доме». И мы посмеялись.

– В котором точно часу это было, миссис Макбрайд?

– Так я ж вам говорю, святой отец, сразу после восьми. Мы шли в «Три пера». Вообще-то нам мимо церкви не по дороге, но мы заходили за Мэгги Салливан, а от нее до «Перьев» это самый короткий путь.

– Полиция должна об этом знать. Это может оказаться важной информацией. Их будут интересовать все, кто был неподалеку от церкви прошлым вечером.

– Интересовать? В каком смысле? И на что это вы намекаете, святой отец? Не хотите ли вы сказать, что Том, старуха Мэгги Салливан и я перерезали ему горло?

– Ну конечно же, нет, миссис Макбрайд. Было бы смешно. Но вы можете стать важными свидетелями. Журчание воды означает, что сэр Пол в восемь часов был еще жив.

– Кто-то был там жив в восемь часов, это уж точно. И воды он не жалел.

Ужасное предположение осенило отца Барнса, и он не задумываясь сказал вслух:

– Вы не заметили, какого цвета была вода?

– Вы думаете, я в слив заглядывала? Конечно, я не заметила, какого она была цвета. А какого она могла быть? Но текла быстро и бурлила, это точно.

Внезапно она наклонилась и приблизила к нему лицо. Ее огромные груди, так не вязавшиеся с тощим лицом и костлявыми руками, двумя полумесяцами вывалились на край стола. Чашка звякнула о блюдце. Острые маленькие глазки расширились, и она тихо проговорила, пришепетывая от восторга:

– Святой отец, вы хотите сказать, что вода должна была быть красной?

– Думаю, это не исключено, – слабым голосом подтвердил он.

– Значит, вы считаете, что он мог все еще быть там, внутри, мыл свои кровавые руки? О Господи! А что, если бы он вышел и увидел нас? Он мог бы нас убить на месте – Тома, Мэгги и меня. Вмиг перерезал бы нам глотки и побросал нас в канал, это уж как пить дать. Пресвятая Богородица!

Разговор приобретал странный оборот, становился ирреальным, полностью выходил из-под контроля. Полиция ведь предупреждала его, чтобы не болтал лишнего. И он же не собирался. А теперь миссис Макбрайд знала имена жертв, знала, кто обнаружил трупы, знала, что дверь была не заперта, знала, как они погибли, хоть он и не упоминал, что им перерезали горло. Но догадаться было нетрудно. В конце концов, нож в Лондоне куда как более распространенное оружие, чем пистолет. Она знала все это и, более того, проходила мимо места преступления в тот самый момент. Он тоже с ужасом посмотрел ей прямо в глаза поверх грязной столешницы; этот кровавый поток, струившийся по сливу, связывал их теперь, поскольку перед мысленным взором обоих представала одна и та же молчаливая фигура с занесенным над головой окровавленным ножом. И было еще кое-что, в чем он вполне отдавал себе отчет. Как бы ни было чудовищно деяние, объединившее их своей захватывающей кровавой тайной, они впервые разговаривали друг с другом. Глядевшие на него через стол глаза блестели от страха и возбуждения, переходившего почти в восторг. Зато исчезло из них столь привычное выражение высокомерия и презрения. Он даже был готов поверить, что она чувствует в нем опору. Облегчение оказалось настолько велико, что его рука в утешительном порыве невольно потянулась к ее руке. Но, устыдившись, он тут же отдернул ее.

– Святой отец, что нам делать? – спросила миссис Макбрайд. Впервые в жизни она задавала ему подобный вопрос, да к тому же еще таким доверчивым тоном.