Присматривай за мной (ЛП)

Пока я своими ключами открывала заднюю дверь кондитерской, я размышляла о том, что это место вызывает у меня и любовь, и ненависть одновременно. С одной стороны, мне нравится, что все здесь напоминает маму: от запаха до снеговиков, круглый год развешенных на стенах и прилавках, подчеркивая название «Сноу»[5]. С другой стороны, меня бесит все, что напоминает здесь о ней. Меня раздражает, что все вокруг напоминает о ней, куда ни глянь.

— Ты на самом деле собираешься развесить всех своих снеговиков в кондитерской? – удивленно спрашиваю маму, пока она вытаскивает очередную голубую коробку с полок в подвале, где хранятся все елочные украшения. Снеговики всегда украшали наш дом до конца Рождества. Пока не убрана ёлка и рождественские чулки, не упакованы стеклянные шары со снегом, хрустальные снежинки и фигурки снеговичков.

— Конечно, я собираюсь повесить снеговиков. Они восхитительны – заявляет она, снимая крышку с коробки и заглядывая внутрь.

Удовлетворенная содержимым, она отпихивает коробку к остальным десяти, которые сейчас занимают весь дальний угол подвала.

— Но сейчас июль. В Огайо. Тебе не кажется это немного странным?

Моя мама вытаскивает из коробки плюшевого снеговика. Если нажать на кнопку на руке, то он танцует под песню «Айс Айс Бейби»[6], которая играет через колонку, встроенную в его зад.

— Какой нормальный человек решит, что снеговики странные? – спрашивает она, потряхивая головой и пританцовывая под мелодию «Ванилы Айс».

— Эм, я. – говорю я.

— Ну, ты подросток. Тебе все кажется странным. Ты забавно одеваешься, так что на самом деле у тебя нет права голоса. В любом случае ты сама виновата. Именно ты начала дарить мне снеговиков.

— Эй! Не моя вина, что школьный магазин «Тайный Санта» – отстой. И мне было девять. Ты не можешь обвинять меня! – жалуюсь я, опускаюсь на колени и разглядываю содержимое коробок.

— О да, я могу. В этом прелесть материнства. Я могу обвинять тебя в чем угодно, потому что я взрослая, — смеётся она.

— Не могу дождаться, когда у меня будут дети. Я смогу также над ними издеваться, как и ты надо мной, — говорю я. Достаю стеклянный снежный шар, держу перед собой, наблюдая, как снег медленно кружится внутри вокруг снеговика.

— Поверь мне, я тоже жду не дождусь, когда у тебя будут дети. Я хочу, чтобы у тебя была дочь такая же, как ты, чтобы ты почувствовала мои страдания. А я буду сидеть, указывать и смеяться.

Грудь разрывает острая боль, когда я вспоминаю, сколько раз мы вели подобные разговоры о детях. Она считала, что в детстве я была монстром. Я не спала по ночам, мучилась от коликов и была вездесущей занозой в заднице. Конечно, в подростковом возрасте прибавился еще и ПМС. Ее радовал тот факт, что однажды она сможет увидеть, как я испытываю те же муки ада с моими детьми. Тяжело жить без нее день за днем. Не могу даже представить, как больно будет растить детей без бабушки.

Я незамедлительно запрещаю себе вспоминать. Не могу думать о ней, иначе я зароюсь в кроличью нору и никогда не смогу оттуда вылезти. Я понимаю, что это неправильно — слишком часто отключать и включать эмоции. Но только так я могу выжить. Это единственный способ просыпаться каждое утро, передвигать ноги и идти дальше.

Вздыхая, я щелкаю выключателем на кухне, начинаю готовить дрожжевое тесто для печенья на завтра и жидкое тесто для капкейков. Пока я смешиваю ингредиенты и замешиваю тесто, я думаю о празднике в следующем месяце. Сможет ли папа после пятой реабилитации продержаться трезвым до праздничной даты. Мне стыдно, когда я вспоминаю тот день на кладбище. После десяти месяцев лечения я до сих пор не могу ни с кем разговаривать. Мой врач снова и снова пытается помочь мне забыть события того дня, но я отказываюсь. Вместо этого мы обсуждаем, как жить полной жизнью и преодолеть всепоглощающее горе. Я надеваю маску «я выздоровела», и в ней я готова ступить на землю обетованную. Я доказываю ей, что мне лучше, и меня уже не тревожат мысли о смерти и темноте.

Она никогда не узнает о моих снах. Не узнает о том, сколько раз я думала, что я была бы счастливее вдали от этого места, от боли и отчаяния, в попытках жить дальше без самого важного человека в моей жизни.

Я вбиваю яйцо в большую миску для теста, замираю, увидев еле заметный рваный шрам на внутренней стороне левого запястья. Всплывают воспоминания, о которых я не хочу думать. Они навсегда останутся со мной.

— При-ивет ма-м, — еле слышно шепчу я и плюхаюсь, скрестив ноги, на грязь внизу надгробья. Пока ехала, я запила горсть таблеток кофе, и теперь я ощущаю их чудодейственный эффект. Мне кажется, что я парящее облако, и мои мысли путаются.