Присягнувшая Черепу

Это было слишком. Почувствовав в глазах горячие слезы, я только и сумела мотнуть головой, толкнула кедровую дверь и шагнула в ночную прохладу – из теплого мерцания двух свечей в древний и холодный блеск рассыпанных над головой бесчисленных звезд. Вокруг светились под луной выстроенные из бледного песчаника дома и залы Рашшамбара. Между ними поодиночке и по двое прохаживались люди: болтали, смеялись или молчали. Темноту раскрасил обрывок далекой песни. Я ничего не замечала, я уходила от всего этого, пока могла, – до самого края плоской вершины, где пришлось выбирать: остановиться или упасть.

С обрыва я заглянула в окружавшую Рашшамбар пропасть. Конечно, я бывала по ту ее сторону. Я за ней родилась, росла до десяти лет и за прошедшие с тех пор пятнадцать не один десяток раз проходила по узкому каменному пролету, связавшему Рашшамбар с горами и внешним миром. Наша крепость удалена от мира, но вера наша не монашеская, она стремится к проповеди и распространению. Всюду, где живут люди, ступает наш бог: бесшумно шагает по мраморным коридорам власти и по нищим переулкам, посещает затерянные на лесных полянах хижины, и шумные гавани, и многолюдные военные лагеря. Он всех наравне оделяет своей справедливостью. И нам, ее служителям, приходится выбираться в широкий мир. На каждый мой год в Рашшамбаре приходился год за его пределами: то к западу от Анказских гор, то к востоку, но всегда я жила среди людей, изучала их обычаи, надежды и страхи, их нужды. Я жила в Сиа и во Фрипорте, в запутанных лабиринтах Уваши-Рамы и в деревушках на восточной стороне Зеленой Пропасти. Я заводила друзей и знакомых, я тепло вспоминала оставленных на двух континентах любовников, и все же…

Я не услышала шагов Элы, слишком тихо она ступала, но уловила ее запах – жасмина и дыма – в прохладном дуновении пустыни. Она остановилась за моим плечом. А когда заговорила, голос словно окружил меня.

– Казалось бы, пора уже и привыкнуть, – негромко сказала она.

Ее слова были согреты непонятной мне улыбкой.

– К чему привыкнуть?

– К собственной тупости.

– Не понимаю, – покачала я головой, не оборачиваясь.

– Понимаешь. Отлично понимаешь, по крайней мере в том, что касается твоего любопытного… затруднения. Я его не предвидела. – Эла хихикнула. – Каждому застит глаза собственный опыт, а я всегда легко влюблялась.

Я протяжно, неровно выдохнула, все еще глядя в бездну. Мне почему-то делалось спокойнее при виде ее, в шаге от падения. Словно я воочию узрела миллионоперстую длань терпеливого, ожидающего меня бога.

– Как это вышло, – спросила я то ли у вставшей рядом Элы, то ли у самой себя, – что за столько лет я… я не…

– Никого не полюбила?

Я онемело кивнула.

– Может, ты разборчивее меня. Поверь мне, Пирр, в притязательности нет ничего дурного. Я как-то влюбилась в крестьянина из предместий Чуболо. От него всегда несло брюквой, а пальцы у него были короткие и шершавые, как хрустящие колбаски. И я не слыхала, чтобы он связал больше пяти слов подряд.

Я повернулась к ней и попробовала представить эту стройную, легкую, смертоносную женщину рядом с пропахшим брюквой огородником. Все равно что вообразить золотистую львицу бок о бок со щетинистым старым боровом.

– Почему? – спросила я.

– Да уж, вопрос так вопрос, – снова усмехнулась Эла. – Эйра богиня, а значит, кто бы что ни говорил, она тиран. Передо мной владычица любви не объяснялась.

– Но должно же быть что-то…

– Наверное. Может, дело в том, как он ворочал тот камень.

Я недоуменно покачала головой.

– Я стояла на дороге… – Ее слова зазвучали в ритме воспоминания. – А он расчищал поле. Там был один камень – весом, должно быть, в десять раз больше его, а может, и в двадцать, не знаю, я никогда не училась расчищать полей. Словом, громадный, такой не сдвинешь. Так мне казалось. Он возился с ним целый день, подкапывал своими толстыми пальцами, подкладывал лаги, чтобы перевернуть, сдвигал каждый раз на самую малость. Я впервые видела такой медленный, такой кропотливый труд и говорила себе: «Может, внешне он и не особо хорош, но с мужчиной, способным сдвинуть такую глыбу, стоит познакомиться». Мне захотелось узнать, на что способно такое медлительное, неуклонное, несокрушимое терпение. Мне захотелось стать этим камнем.

Мы с ней обе засмотрелись в темноту. Небо над нами было ясное, звезды кололи иголками, но на севере, за сто миль от нас, весенний ветер сбивал вокруг высочайших вершин грозовые облака. Каждые несколько вздохов прохладную чашу неба раскалывали бело-голубые молнии, хотя гром до нас не долетал.

– И как ты поступила? – спросила я, глядя на Элу: ее лицо осветилось зарницей и снова погрузилось в темноту.

– Провела с ним полгода. В его доме.

– Полгода?..