Пришелец в земле чужой

— Не знаю. К тому, что показывал Майк, придраться было нельзя, но это не могло происходить на самом деле. Например, зажегся свет и в ящике оказался лев, а вокруг него ягнята. Лев заморгал и зевнул. Голливуду ничего не стоит нашлепать тысячу таких картинок, но… пахло львом. Впрочем, и запах можно напустить.

— Почему ты считаешь, что и запах обязательно подделка?

— Я пытаюсь быть объективным.

— Тогда не уподобляйся ортодоксам. Бери пример с Энн.

— Мне до нее далеко. Я, как и все, обалдел во время службы, какая уж там объективность. Майк долго показывал всякие штуки: левитацию и еще что-то в таком духе. Пэтти велела мне сидеть на месте, а сама ушла. Она сказала, что Майк только объявил, что все, кто не чувствует себя готовым вступить в следующий круг, должны уйти. Я сказал: «Может, мне лучше уйти?» — «Нет, что ты! Ты уже в Девятом круге. Сиди, я скоро приду».

Кажется, никто не вышел. Это была группа намеченных к повышению. Зажегся свет, и рядом с Майком появилась Джилл. Настоящая. Она увидела меня и улыбнулась. Когда актер смотрит прямо в камеру, зрителю кажется, что он смотрит прямо ему в глаза, где бы зритель ни сидел. Если Майк отладил все до таких мелочей, он парень не промах. Джилл была одета в диковинный костюм. Майк начал говорить, кое-что по-английски. Что-то о матери всего сущего… и стал называть Джилл разными именами, и с каждым именем костюм ее менялся.

Бен встрепенулся, увидев Джилл. Ни освещение, ни расстояние не могли его обмануть: это была Джилл. Она посмотрела на него и улыбнулась. Он вполуха слушал, что говорит Майк, а сам думал, что же представляет собой пространство, которое казалось ему аппаратом стереовидения. Он уже хотел подняться на сцену и дотронуться до Джилл рукой, но не решился срывать Майку сеанс. И вдруг:

— Кибела!

Костюм Джилл изменился.

— Изида!

Снова.

— Фриг!.. Ге!.. Дьявол!.. Иштар!.. Марьям!.. Праматерь Ева! Матерь Божья! Любящая и Любимая, Вечная Жизнь!

Кэкстон дальше не слушал. Джилл превратилась в Праматерь Еву, облаченную лишь в свое обличие. Вот она стоит у дерева, а по нему ползет Змий.

Джилл улыбнулась, погладила Змия по голове, обернулась к зрителям и раскрыла объятия. Зрители устремились в сад Эдема.

Вернулась Пэтти, тронула Бена за плечо.

— Пойдем, милый.

Кэкстону хотелось остаться, насладиться видением Джилл-Евы, войти вместе со всеми в сад Эдема, но он встал и последовал за Пэт. Оглянувшись, Бен увидел, как Майк обнимает подошедшую к нему зрительницу, обернулся к Патриции, чтобы не отстать от нее, и уже не видел, как одежда кандидатки исчезла, а Майк поцеловал женщину; не видел, как Джилл поцеловала кандидата, одежда которого тоже исчезла.

— Мы прогуляемся, чтобы дать им время перейти в Храм, — объяснила Пэтти. — Можно было бы пройти по сцене, но это сбило бы все настроение, и Майку снова пришлось бы настраивать людей. Зачем давать ему лишнюю работу?

— Куда мы идем?

— На сцену, за боа. Потом, в Гнездо. Я думаю, тебе не стоит смотреть на посвящение. Марсианского ты не знаешь и ничего не поймешь.

— Я хочу поговорить с Джилл.

— Она обещала заглянуть в Гнездо после службы. Пойдем.

Патриция открыла какую-то дверь, и Бен оказался в райском саду. Навстречу им поднял голову Змий.

— Радость моя! — сказала Патриция. — Вот и я, твоя мамочка, — она сняла боа с дерева и уложила в корзину. — Тебе повезло, Бен: посвящение в Восьмой круг не часто случается.

Бен взял в руки корзину с боа и обнаружил, что четырнадцатифутовая змея — тяжелая штука. Корзина была сшита стальными скобами.

— Поставь ее на пол, — сказала Патриция на верхнем этаже.

Она разделась и повесила змею на себя.

— Девочка любит обниматься с мамой, а сегодня она заслужила. У меня скоро урок, но минут пять можно побаловаться. Змей нельзя разочаровывать: они обижаются, как дети.

Они подошли ко входу в Гнездо. Бен снял туфли и помог Патриции разуться. В Гнезде Бен разделся до шортов и подумывал о том, чтобы расстаться с ними. Он начал понимать, что ходить в Гнезде одетым так же неудобно и неприлично, как явиться в бутсах на танцы. Окон нет, на двери висит памятка, в комнатах тепло, как в живых внутренностях, да и Патриция приглашала раздеваться. То, что она сама ходила голая, Бен отнес на счет возможных странностей в поведении татуированных женщин, но, войдя в гостиную, он увидел мужчину, на котором было на одну змею и намного картин меньше, чем на Патриции. «Ты есть Бог», — приветствовал их мужчина и пошел в сторону «гнезда» и ванных комнат. На кушетке осталась лежать голая женщина.

Кэкстон знал, что во многих семьях заведено ходить по дому нагишом. А здесь была семья — все друг другу братья. Но он никак не решился снять фиговый листок: если войдет кто-то одетый, ему будет стыдно. Надо же: еще не разучился краснеть!

— Что бы ты сделал на моем месте, Джубал?

— Чего ты хочешь? — Харшоу поднял брови. — Майк волен организовать свой семейный быт на нудистский манер. Человеческое тело бывает красивым и отвратительным, но это ничего не значит.