Пришелец

— Макаров, если ты из будущего, то должен знать о моей судьбе, — сменил тему разговора Бронштейн. Сам же говорил ранее, что читал обо мне в книге.

— Понятно, тщеславие заговорило, — с подколкой ответил «дух». Матвей смутился, его смятение хорошо ощущалась.

— Что ж, могу тебя обрадовать.

— То есть я в будущем известен?

— Мне известно о четырёх талантливых молодых учёных из двадцатых годов этого века — ты, Ландау, Гамов и Иваненко. Вы оставили заметный след в физической науке. Ландау даже стал нобелевским лауреатом.

А вот тебя, Матвей, расстреляли, как врага народа в тридцать восьмом году.

— Почему?!! — в вопросе Бронштейна зазвучало неподдельное потрясение. Я никогда не был врагом революции!!!

— Ой, ли? — ехидно возразил «дух». Ты идеи Троцкого разделяешь?

— А причём здесь товарищ Троцкий? Он между прочим, один из вождей революции в России! Так что мне непонятна связь между объявлением МЕНЯ врагом народа и приверженностью выдвигаемым товарищем Троцким идеям.

— Ишь, как ты взвился! — снова с ехидцей в голосе прокомментировал Макаров. Товарищ Троцкий! Идиот! Гусь свинье не товарищ, а хорошая закуска! Какой он тебе товарищ, ты же для него никто, и звать тебя никак! По крайней мере пока.

— Товарищ Троцкий — идейный вдохновитель РЕВОЛЮЦИИ, — неожиданно в мысленном голосе Бронштейна зазвучал металл. У него Ленин учился!

— Мдя,… — снова непонятно крякнул «дух». Как запущена болезнь межушного ганглия,… Пионеры юные, головы чугунные! Ты же, Бронштейн, о Троцком, ну нихрена же не знаешь! О его целях, истинных и декларируемых. О том, чьи же на самом деле интересы Троцкий, или по отцу и матушке — Лейба Бронштейн, защищает, даже иногда сам того не зная. Не буду тянуть волынку, с товарищем Троцким случится то же, что и с некоторыми вождями Великой Французской Революции. Во время термидора. Объявят его и товарищей, разделяющих его взгляды, врагами народа.

Турнут Троцкого ещё до окончания этого десятилетия из центрального комитета, затем из партии и страны.

А ты, голова садовая, в разгар борьбы с «троцкизмом», написал письмо, с воззванием к «революционным» рабочим, с призывом свергнуть власть центрального комитета партии и Сталина! Что автоматически означало по тогдашним законам смертную казнь. И это было ещё неплохо, ибо сесть во время диктатуры Сталина, на «двадцатку», как, например, получилось у Варлама Шаламова, было равносильно попаданию в АД! «Колымские рассказы» Шаламова я тебе расскажу обязательно, в качестве «прививки» от политической идиотии.

Матвей Бронштейн молчал. В нём бешено боролись три чувства — злость адепта на «брехню еретика», любопытство, и обида. Помолчав, Бронштейн наконец подумал:

— Так что, всё напрасно?! Всё окажется кучей г. на?

— Вот торопыга! Сложнее всё оказывается, чем ты думал, Матвей Бронштейн. Знаешь, как реально в России революция произошла? И кто на самом деле был движущей силой?! Вот тебе, Матвей Бронштейн, не кажется странным, что до тысяча семисот девяносто третьего года победоносные восстания, чисто народные, были редкостью? А после — как грибы после дождя стали случаться? А?

— Ну и в чём здесь дело? — скептически и обиженно подумал Бронштейн.

— А дело в том, что на Земле, а наша цивилизация по факту является глобальной уже, как раз к концу восемнадцатого века появился ещё один полюс силы — объявившие о своей независимости Североамериканские Колонии. И они как огня боялись, что на усмирение их восстания европейские страны, чьи интересы в колониях на североамериканском континенте оказались ущемлены, могут послать объединённое войско. Вот что бы этого не произошло, они и поступили так, как поступают дальновидные соседи в деревне со своим разбогатевшим односельчанином, дабы он мироедом не стал, — поджигают ему дом. А соответственно, будущие янки стали «поджигать» дом европейцев, — «педалировать» революции в странах, наиболее им угрожающим. После Англии самым грозным противником могла стать Франция, вот её и сделали революционной. Как? Впрыснув нужным политдвижениям в Старом Свете «финансовую» инъекцию.

— Угнетатели, Бронштейн, за века угнетения накопили массу приёмов, как не дать народу бунтовать победоносно. И в первую очередь, это правило держать народ в бедности и невежестве. Так что бы оружия у народа не было, и сделать он себе его не мог. Вот тогда с интересами простых людей и можно не считаться. Правящие классы всегда озабочены сохранением, прежде всего физического превосходства над угнетаемыми. Причём эта стратегия настолько была эффективной, что чего-то другого до конца восемнадцатого века и не нужно было. Поэтому, власти во Франции оказались не готовы к вооружённому восстанию. Ударив в «болевые центры» власти, повстанцы, чьи финансовые проблемы были решены заокеанскими «благодетелями», откупорили военные склады. Вооружили народ. В результате произошло то, что мы знаем как Великая Французская Революция.