Пришелец

По случаю погребения Эрних облачился в порядком потрепанную мантию, извлек из кучи наваленного в женском загоне скарба свой бубен и даже упросил Нормана выпустить оттуда трех молодых жриц. Они вышли без всякого удивления, и Эрниху даже показалось, что они неплохо знакомы с устройством палубы. Но эту деталь он отметил попутно, ибо думал сейчас о том, как обеспечить участие в погребальном обряде Дильса и Свегга. Здесь Норман сперва уперся, но падре согласно кашлянул за его спиной, и он вновь кивнул головой и сделал знак своим, означавший, что обоих воинов можно освободить из оков и вывести на палубу. Те поднялись и встали рядом, чувствуя на себе уколы враждебных настороженных взглядов и сами поглядывая не столько на блестящие обнаженные клинки гардаров, сколько на черные дырочки пистолетных стволов, направленных на них со всех сторон.

Обряд совершился по всей форме, если не считать того, что воинам пришлось скрестить над Мэгеей голые и твердые, как кремень, руки, так как их ритуальные копья затонули в волнах вместе с плотом. После этого сверток из шкуры, крест-накрест перетянутый веревками, полетел за борт, сопровождаемый заунывными воплями жриц и гулким грохотом бубна, а воины вернулись в трюм и были вновь посажены на цепь.

— А куда же исчезла душа вашего одноногого? — спросил Норман, когда молодых жриц, искоса поглядывавших на дверь, ведущую в каюту гардаров, тоже загнали в дощатую загородку на палубе. — Ведь ты не успел разыграть вокруг него весь этот балаган, разве не так? — продолжал он, в упор глядя на молчащего Эрниха.

— Воля богов свершилась над ним сама по себе, — наконец ответил он на языке гардаров так, чтобы его мог услышать стоявший чуть поодаль падре.

— Выходит, у ваших богов двойная воля, — промолвил падре. — И судьба душ, их посмертный путь может и не зависеть от твоих заклинаний.

— Они — боги, а я всего-навсего жрец, — ответил Эрних, — такой же, как и ты.

— Но тогда получается, что твои боги властны только над мертвыми?

— Для моих богов нет живых и мертвых, — сказал Эрних.

— Не понял, — поморщился падре.

— Есть только души, переходящие из одних тел в другие, воскресающие в разных обличьях…

— Так выходит, что старуха не умерла? — усмехнулся падре. — Когда же мы будем праздновать ее возвращение на нашу грешную землю?

— Грешную? — переспросил Эрних. — Что это значит?

— Возьми вот эту книгу. — Падре достал из складок мантии на толстом животе потрепанный томик в кожаном переплете и протянул Эрниху. Тот осторожно взял томик, положил его на ладонь правой руки и осторожно, словно это был только что вынутый из очага кувшин, погладил его левой ладонью.

— Раскрой ее, не бойся, — ласково сказал падре.

— Я не боюсь, — сказал Эрних и, зацепив ногтем середину томика, разломил его пополам.

— Смотри, — сказал падре, — что ты видишь?

— Значки.

— Они тебе известны?

— Нет.

— Но ты хотел бы в них разобраться?

— О да! — воскликнул Эрних. — Ты поможешь мне?

Падре помолчал немного, глядя на пенный след за кормой корабля, а затем сказал:

— Если бы я предложил тебе выбор между душой Мэгеи и способностью разбираться в этих значках, или, проще говоря, читать, — что бы ты ответил?

— Я бы спросил у своих богов, — сказал Эрних.

— Боюсь, твои боги ничего о них не знают, иначе они научили бы тебя пользоваться ими!

— Значки придумывают люди, — нерешительно возразил Эрних, вспомнив о насечках на мамонтовом ребре в руках Гильда.

— Люди! — рассмеялся падре, постучав по палубе каблуком. — Неужели ты думаешь, что те, кто сидит внизу и целыми днями ворочает тяжелые весла, в состоянии придумать хоть один значок? Зачем? Они думают только о том, чтобы набить брюхо и переспать с женщиной! Конечно, если брюхо еще не приросло к позвоночнику! — расхохотался он.

Эрних промолчал. Он хотел было сказать, что не боги, а гардары, вооруженные стреляющими трубками-пистолетами, загнали в трюм и приковали к скамьям свободных детей леса, но тогда падре мог бы вполне резонно заметить ему, что не сами пистолеты, а боги, давшие их в руки гардаров, сделали их всесильными.

— Что ж ты молчишь? — спросил падре, словно читая его мысли. — Теперь ты понимаешь, что твои боги не всесильны?

— А кто же тогда всесилен? — спросил Эрних.

— Поломай голову над значками, помучайся, а потом мы поговорим.