Пришелец

Дождь продолжал хлестать с ровной неослабевающей силой. Вода, поднявшись по склону, смыла трупы вягов с отрубленными кистями. Вспышки молний уже не сливались в сплошной поток белого света, но перемежались с густой черной тьмой, наполненной струистым шелестом и клокотанием подступающей воды. Сейчас уже все люди племени собрались под шатром и сидели на бревнах, плотно прижавшись друг к другу голыми дрожащими телами. Только Дильс и Свегг все еще возились на корме, на ощупь проверяя крепление рулевого весла. Канат намотали на торчащий сук, чтобы обрубить его, когда вода поднимет плот достаточно высоко, чтобы при срыве его не разнесло о камни и пни на склоне.

Вода подбиралась все ближе, ближе, вот она уже заплескалась под бревнами и вдруг подняла один угол плота и стала разворачивать его, скрежеща по земле корнями и обрубками сучьев. Яркая долгая вспышка молнии разодрала черный покров ночи, озарив торчащий из беснующихся волн островок и плот, привязанный к обугленному стволу тонкой ниточкой каната. Канат натянулся, плот накренило.

— Руби, пока светло! — заорал Свегг.

Дильс взмахнул топором и уже во тьме хрястнул в то место, где канат плотно прилегал к крайнему бревну. Раскатисто громыхнул гром, плот слегка тряхнуло, затем он выровнялся и поплыл, подпрыгивая на мелкой беспорядочной волне.

Плыли долго, согреваясь теплом, которое шло от большого горшка с горящими углями. Жрицы выгребли их из очага, когда начался дождь, и теперь поддерживали тлеющий жар кусочками гриба тртува, распространявшего под пологом едкий сытный дух обжитой стоянки.

Свегг стоял на носу плота и, вглядываясь в мутную, исполосованную дождевыми струями тьму, бросал Дильсу на корму короткие отрывистые команды. Дильс животом наваливался на смолистый комель хлыста и тяжело ворочал его за кормой, стуча порой по невидимым в темноте древесным стволам и задевая ветви затопленных, но не вывороченных из земли деревьев. Женщины размачивали в воде кусочки сухого мяса и рыбы и в темноте передавали их Эрниху. Тот негромко выкрикивал имена и лишь услышав в ответ приглушенное «куа-ра!», отгонявшее злых духов от владельца имени, опускал размокший кусочек в протянутую ладонь. Последним, после жриц, женщин и детей, накормили пленника. Янгор было потребовал, чтобы он прежде назвал свое имя, но тот лишь проскрежетал зубами в ответ и разжал челюсти лишь тогда, когда рыбий хвост поднесли к его носу.

Дождь стал стихать, как бы уступая налетающему со всех сторон резкому порывистому ветру, срывавшему с кольев тяжелый, напитанный водой меховой полог. Ветер стал раскачивать плот, вырывая из волн длинное рулевое бревно и мотая Свегга по скрипящей залитой корме.

— Снимайте полог! — крикнул Дильс. — А то нас опрокинет!

Шкуру быстро сорвали с шестов, свернули и сгрудились посреди плота, прикрывая от порывов ветра детей и раненых. Кьонд уже пришел в себя, открыл глаза и, увидев при слабом утреннем свете, что рядом с ним лежит рыжая косматая голова вяга, чуть не вцепился зубами в его ухо.

— Тише, тише! — успокоил его Гильд. Он опустил ладонь на лоб Кьонда и дал ему проглотить разжеванный в кашицу корень жи-су; раненый закрыл глаза и затих, ровно и редко дыша сквозь приоткрытые губы.

Ветер разогнал тучи, и на бледном предутреннем небе проступили слабые угасающие звезды. Плот, увлекаемый течением, медленно и тяжело разворачивался поперек волн; Дильс и Свегг еле удерживали его от срыва в беспорядочное круженье, сменяя друг друга на рулевом бревне. Вдруг оно стукнулось о едва различимый во тьме ствол, внезапно потяжелело, и Дильс, повернув голову, увидел, что по бревну к опорной рогулине карабкается уже довольно крупный рысенок. Встретившись глазами с человеком, зверь замер, завертел лобастой тупоносой головой, как бы ища опору в хаосе стихий, но, не найдя таковой, прижал к черепу жесткие кисточки ушей и, поскуливая, стал медленно карабкаться вверх по бревну, торчком подняв тупой обрубок хвоста.

Янгор и Бэрг стояли на носу, вглядываясь в пенистые волны и шестами отталкивая от плота крупные древесные стволы. Но деревья попадались на пути все реже, а когда поток стал шире и берега разошлись, обратившись в две далекие темные полосы, охотники сменили шесты на остроги. Один раз из-под крайнего бревна рядом с Бэргом вылетел из воды синий, выложенный костяными бляшками осетр, но острога успела только чиркнуть его по спине. Янгор загарпунил половину лосося, видно, вымытого водой из медвежьего клада, но рыба оказалась такой тухлой, что он чуть не выкинул ее обратно в воду. Янгор уже сбросил ее с наконечника гарпуна на крайнее бревно, но рысенок тут же зацепил когтями рыбий хвост и с глухим утробным урчанием выдрал из спины лосося рыхлый полуразложившийся комок. Охотник оставил зверю свою бесполезную добычу и вновь стал вглядываться в темную предрассветную воду, держа наготове острогу. И только когда плот стукнулся о раздутое брюхо оленьей туши, охотники оставили остроги и, ременной петлей поймав под водой оленьи рога, втащили тушу на бревна.