Жанна соскочила на пол — туда, где в беспорядке валялась сброшенная ею одежда. По мере того как расстояние между ней и Сэнтином увеличивалось, она чувствовала себя все в большей и большей безопасности, и ее уверенность в себе соответственно росла. Попытавшись уверить себя, что ничего непоправимого не произошло и что все, что ей показалось и почудилось, было всего лишь иллюзией, навеянной новыми эмоциональными и физическими ощущениями, она неожиданно преуспела, и это помогло ей полностью взять себя в руки.
— Только не сегодня, — спокойно ответила она. — Сейчас мне нужно побыть одной.
И Жанна стала торопливо одеваться, стремясь оказаться в своей комнате как можно скорее, пока уверенность в себе не оставила ее.
— Я вовсе не отступаю от нашего соглашения, — пояснила она на всякий случай. — Если хочешь, я приду к тебе завтра, но сейчас мне нужно кое-что сделать.
Раф выругался так крепко и так громко, что Жанна невольно подняла голову и посмотрела на него. Черные глаза Сэнтина яростно сверкали, а желваки на скулах ходили ходуном.
— Будь оно проклято, это соглашение! — выкрикнул Сэнтин. — Впрочем, ты же меня предупредила, не так ли? Простая физическая близость, безрадостное механическое соитие, как у животных! Без всяких вытекающих отсюда последствий и обязательств. Без надоедливых привязанностей и вздохов под луной. Встретились, пообщались, разбежались… Так?
Жанна сжалась от его слов, как от удара, но не ответила ему. Подобрав с пола блузку, она продела руки в рукава и стала застегивать пуговицы.
— Почему ты не сказала мне, что ты — девственница?
— Какое это имеет значение? — спокойно ответила Жанна, заправляя блузку в юбку и завязывая бязевый шарф, служивший ей поясом.
— Для меня — имеет, черт побери! — отрезал Сэнтин. — Я еще никогда не имел дела с девственницей. — Его взгляд оценивающе пробежался по ее фигуре. — И мне… мне понравилось.
Жанна потупила взор, затягивая на талии шарф.
— Я рада, что доставила тебе удовольствие, — ответила она как можно небрежнее. Смысл разговора не доходил до нее и наполовину. Все ее тело продолжало чувственно вздрагивать, а тугие налившиеся тяжестью груди натягивали прохладный шелк блузки, словно парус. Неужели все начинается сначала, подумала Жанна в смятении. Она ничего так не хотела, как снова оказаться в постели, где Раф мог бы продемонстрировать ей свою неутихающую страсть и утолить ее желание, однако инстинкт подсказывал Жанне, насколько это может быть опасно.
Повернувшись к Сэнтину боком и натягивая сандалии, Жанна бросила на него осторожный взгляд исподлобья.
— Может быть, ты даже решишь, что я стою два миллиона долларов, — сказала она неосторожно.
В глубине глаз Сэнтина промелькнула неподдельная боль. Это продолжалось всего мгновение, но Жанна была уверена, что не ошиблась. В следующую секунду его лицо снова стало непроницаемым и суровым.
— Возможно, — спокойно согласился он. — Поживем — увидим. У тебя есть еще несколько недель, чтобы проявить свои способности.
Он прищурился и добавил неожиданно:
— Будь по-твоему, Жанна. На сегодняшнюю ночь я отказываюсь от своих прав на твое прекрасное тело. Только поспеши, пока я не передумал…
Жанна и без того быстро отступала к двери. Взявшись за ручку, она уже приготовилась с облегчением вздохнуть, когда Сэнтин снова окликнул ее:
— Жанна!..
Она вздрогнула и напряглась, но не обернулась. В эти мгновения ей хотелось только одного — чтобы он дал ей возможность уединиться в своей комнате, чтобы разобраться в странных ощущениях, которые породила в ней сегодняшняя ночь.
— Это была не просто физическая близость, не простой биологический акт! — с нажимом сказал Сэнтин. — Ни для тебя, ни для меня. Запомни это…
Не отвечая ему, Жанна открыла дверь и выскользнула в коридор.
На следующий день, изменив своей привычке вставать с первыми лучами солнца, Жанна проснулась поздно и едва не опоздала к завтраку. Накануне ей долго не удавалось заснуть, и она беспокойно ворочалась с боку на бок, предаваясь размышлениям. Уединение ее спальни не произвело на нее того успокаивающего воздействия, на которое она рассчитывала. Телесные желания одолевали Жанну, но ощущение собственного одиночества и безрассудное желание быть с Сэнтином имели под собой не одну только физическую природу. Жанна поняла это довольно скоро, и эта мысль наполнила ее таким сильным беспокойством, что ни о каком сне не могло быть и речи.