В этой книге я буду употреблять слово чувство только в отношении психического уровня опыта, а не как синоним для эмоции вообще. Психический уровень в действительности содержит огромное разнообразие эмоций, однако лишь тех эмоций, которые представляют собой эмоциональный заряд для соответствующих чувств. Когда зарождается мысль (а в мои планы не входит ответ на вопрос, как же это получается), она приносит с собой эмоции нового порядка - эмоции, которые могут возникнуть только у мыслителя, причем только потому, что его мысль движется тем, а не иным путем. Иногда эти эмоции мы называем чувствами, ощущениями, однако в этой книге я буду избегать такого словоупотребления, для того чтобы не путать этот опыт со специфическими ощущениями, которые мы переживаем на психическом уровне.
3
- 3. МЫСЛЬ
Чувство является для мысли не просто фундаментом, на котором она зиждется и к которому она может обратиться, если ей это заблагорассудится. В своей первичной и основной форме мысль, no-видимому1, обращена исключительно на чувство, ибо именно чувство дает для нее единую и универсальную материю. Это вовсе не значит, что не может существовать вторичных мыслей, - к этому вопросу мы вернемся позже. В настоящий момент нам следует ограничиться только первичной формой.
Когда мы думаем о том, что выражаем такими словами, как: "Я устал", "Сегодня жарко" или "Вот голубое пятно", можно, наверное, не сомневаться, что мы думаем о наших чувствах. Благодаря акту внимания мы получаем представление о некоторых чувствах, которые мы в данный момент переживаем. Далее мы думаем об этих чувствах в соотнесении с другими чувствами, пережитыми в прошлом или доступными воображению. Таким образом, говоря "Сегодня жарко", я классифицирую одно из переживаемых мной чувств как чувство температуры и сравниваю его с ощущениями температуры, к которым я привык. После этого я выражаю результат сравнения, говоря, что нынешнее ощущение подходит ближе к более горячему концу шкалы, составленной из подобных ощущений.
Те же рассуждения справедливы (хотя и не с такой очевидностью) в отношении высказываний вроде "Вот моя шляпа". Ссылка на чувства говорящего здесь неочевидна, но вполне реальна. Когда я говорю, что это моя шляпа, я устанавливаю определенные соотношения между определенными чувствами, которые я сейчас переживаю (например, если я просто смотрю на шляпу, я воспринимаю определенные цветовые ощущения, организованные определенным образом), и другими чувствами, которые, как мне помнится, я переживал в прошлом (например, чувством, которое я имею в виду, говоря о том, как выглядит моя шляпа, когда висит на гвозде в моем доме). Я утверждаю, что связь между этими чувствами такова, что шляпа, на которую я сейчас смотрю, не может не оказаться моей. Описание всех этих чувств и связей между ними породило бы почти бесконечное количество усложнений, однако это не может служить основанием для скептицизма в отношении самого факта. Столь привычная победа человеческого разума - опознание собственной шляпы - на самом деле оказывается очень сложным достижением и содержит огромное количество мыслей, каждая из которых может оказаться ошибочной.
Анализ такого типа может показаться вполне надежным в том случае, когда мышление называется эмпирическим. Даже когда мы формулируем утверждения относительно расстояний, формы и размеров тел, мы в конечном счете выражаем наши мысли о взаимосвязи между ощущениями, действительными и возможными. Если я говорю: "Эти железнодорожные пути хотя и кажутся сходящимися, на самом деле параллельны", - я прежде всего обращаю внимание на некоторое распределение цветов, оказавшееся перед моими глазами. Из этой картины я выделяю светлые полосы, которые называю рельсами. Затем я сравниваю вид этих полос с двумя другими изображениями - одно получится, если подобные полосы нарисовать параллельно друг другу, а второе - если нарисовать их сходящимися. В конце концов, с помощью предостерегающих слов в действительности я убеждаю себя, что, вопреки сходству между тем, что я сейчас вижу, и второй из воображаемых картин, я не должен думать что, если я пройдусь вдоль путей, время от времени измеряя расстояние между рельсами, я получу такой же результат, какой можно ожидать, проведя пальцами вдоль воображаемых линий на воображаемой картине. И снова самый грубый анализ оказывается почти невыносимо сложным, однако все равно никакое исследование в подобном случае, как бы запутанно оно ни было, не окажется исчерпывающим. Однако все это не доказывает, что анализ такого рода ошибочен - мы лишь убеждаемся, что наша мысль на удивление быстра.
Итак, наше представление о мире пространства и времени, о "мире природы", или о "внешнем" мире, который является не миром, внешним по отношению к нам самим (поскольку мы сами оказываемся его частью;