Принцип револьвера. Часть 2 (СИ)

"Для меня" он предназначает: невзрачную синюю куртку, кусачие шерстяные брюки(это выясняется сразу после того, как я натягиваю их поверх синих рейтуз, точной копии раннее извлеченных зеленых) и пестрые шерстяные гольфы. Что-то мне эти гольфы напоминают... Пытаюсь вспомнить, что. Школьные годы, но это безусловно. Но есть еще что-то... Где-то я такие уже видела совсем недавно. Так и не могу вспомнить - отвлекает Мика. Вернее, это я, кажется, озабоченная психопатка - нашла время наблюдать за мужским антистриптизом, но... Не отрываясь гляжу, как Мика натягивает толстые штаны, потертый и вроде бы тронутый молью свитер и выцветший матросский бушлат. Кажется, такие куртки называются "гюйсовки".

--Не забыл? - Элинка снова высунула нос из-под ковров и протягивает револьвер и коробочку с патронами.

--Спасибо, - Мика прячет револьвер и патроны в карман бушлата.

--За что же? - чего это она, неужели кокетничает?

--Получается ты сегодня охраняла наш сон, - улыбается Мика, задвигая ногой мешок под кровать.

А я снова узнаю своего Мику, того, с которым мы пытались выжить в разрушенной столице нашей реальности... И успокаиваюсь, мне кажется, что пока мы вместе ничего не случится.

В пакете, что-то звякает. И перед моими глазами, как наяву встает маленькая прямоугольная коробочка из пайка, а в ней - сыр! Нет лучше зельц! Или не... кровяная колбаса!!! Торопливо хватаю пакет, - ну Мика, прям растеряха какой-то... Удивленно гляжу на извлеченный предмет - толстый пояс с кармашками, чем-то похожий на патронташ.

--Что это? - спрашиваю я.

--Деньги! - радостно восклицает моя кузина, садясь на постели - ковер падает, открывая грудь с крупным, коричневым соском.

Я торопливо расстегиваю липучки кармашков. Там пачки денег: кроны Лиги и федеральные марки...

--Ой, золото! - в одном из кармашков золотые талеры.

--И паспорта! - это Элька нашла еще что-то в пакете.

Мика осторожно берет у меня пояс и кладет его на тумбочку, из не застегнутого кармашка со звоном летит монета и катится под кровать.

--Это мы оставим здесь! - заявляет Мика.

--Ну почему?! - вопрос задаем хором.

--Опасно. И не имеет смысла! - твердо говорит Мика.

--А еду купить? - возмущается моя подруга.

Мика кивает головой и достает из пояса пачку крон, вытаскивает из нее две бумажки и трет их в пальцах...

--Сотня крон у нас может заваляться, - соглашается Мика.

Увидев наши лица, взрывается:

--Да поймите вы! - поясняет надувшей губы Элинке, - если нарвемся на банду или на патруль мятежников, эти деньги наш приговор. Сейчас убивают и за меньшее.

Чего это со мной? Неужели я уже привыкла слушать "мужчину-опору"? Почему не спорю? Может потому что Мика действительно прав? Только спрашиваю:

--А паспорта?

--Ты объяснишь патрулю, что делают граждане Лиги в разрушенном городе? - отвечает Мика вопросом на вопрос, и я умолкаю.

Почему же кажется, что он неуловимо изменился, и словно стал чуток выше ростом, с тех пор как я его увидела в первый раз... Додумать, эту глупую мысль мне не дает кузина.

--Мика, выйди, мне надо одеться!

Мика едва заметно кривит губу, обозначая ироничную усмешку и шаркая носками по полу, выходит из комнаты.

***

Даже сквозь толстую шерсть носков ощущается холодный пол, но мокрые, мерзкие ботинки надену перед самым выходом. А меня знобит - это плохо. Это очень плохо! Болеть сейчас нельзя. Тихо кашляю в вязанную перчатку, тихо чтобы девчонок за стеной не пугать. А вообще, будет смешно, если они там тоже пытаются меня "беречь" - купались-то вместе. Ладно, об этом думать не буду - не нужно. А что нужно? Нужно вернуться на кухню! И посмотреть, вдруг все же есть там какая-то еда.

В окно бьет по-весеннему яркое солнце и голова от этой яркости тут же начинает болеть. А солнце - это плохо. Солнце, это значит те, кто могут ходить, будут шататься по городу, солнце это значит мороз ночью... А мороз - это значит...

--Девочки, поглядите в гостиной - найдите мешок, сумку или наволочку, какую! Нужно взять тряпки и одеяла, - стараюсь говорить четко, но не перетруждать сухое царапающиеся горло.

--А ковры будем брать? - тут же весело откликается Элинка.

Ее веселье меня злит. Неужели она дура? Не понимает, что произошло... Конечно, даже умный человек может любить дуру, только на дуру она не тянет. Тогда зачем? Значит знает зачем. Значит подыграю:

--Если сами понесете, то берем!

Слышу легкие шаги в коридоре, хлопают дверцы шкафов.

--А я надеялась, что меня понесут, завернув в ковер, как особо ценный груз! - а может это она себя успокаивает?

--Я бы с удовольствием, но хиловат! - автоматически отшучиваюсь и начинаю методично обыскивать шкафчики на кухне.

Пусто. Что и следовало ожидать. Люди уходили отсюда аккуратно, забрав все ценное, а еда быстро становится ценностью в мире, где каждый за себя.

Выходим мы почти в полдень. Яркое солнце стоит высоко, воздух тепл, мокрые башмаки тяжелы, а наволочка с тряпьем, неудобна и раздражает. Ветер гонит мусор по пустому кварталу. А мы неспешно идем по тротуару - строго на запад, за город в неизвестную мне деревушку Ланитгрен, где нас должен ждать катер.