Ошеломленный этим вторжением в действительность моего персонажа, да еще так мало похожего и на мои воспоминания, и на плод моего воображения, я промямлил, что он сам просил его забыть.
– Да, но это было
От него больше не пахло ветивером. Карвен, видно, остался в тюремном прошлом, свобода благоухала бергамотом и пряностями. Отстранившись, он принюхался ко мне.
– Это от меня пахнет, или у нас один и тот же парфюм?
–
– Я получил флакон к освобождению. Вот видишь! Если она хотела, чтобы мы пахли одинаково, значит, все еще дорожит тобой!
В устах будущего мужа этот изощренно оптимистичный вывод, произнесенный восторженным тоном, несколько озадачивал.
– Дрейфишь? Боишься снова запасть на нее, если увидишь, да? – улыбнулся он с видом психолога.
Я принялся защищаться так пылко, что сам себе удивился.
– В таком случае, почему не ответил? Ладно, понятно, ты занят по маковку, ты пишешь, но завтра ты свободен и поедешь, и не вздумай отказываться!
Я отчаянно пытался измыслить какое-нибудь весомое оправдание, как вдруг он произнес фразу, которая все изменила:
– Лучшая из выпуска, представляешь себе,
Мой непонимающий взгляд остудил его пыл.
– Не выбросил же ты наши конверты, не вскрывая?
Я проблеял, что, когда пишу, не в состоянии разбирать почту. Вздохнув с облегчением, он достал из кармана приглашение. Между гербом Оксфордского университета и напечатанными буквами рукой Полины было написано:
– Тебе она наверняка написала что-то в том же роде, – успокоил он меня. – Только
Он взял мои щеки в ладони и возбужденно потер их.
– Это твоя победа настолько же, насколько и моя, дружище! Если бы ты меня не послушал, если бы не оторвал ее от меня, она бросила бы учебу, перебралась бы поближе к моей тюрьме и кем была бы сейчас? Заведующей парфюмерным отделом в Пуату-Шарант. – Он отпустил меня, чтобы насладиться моей реакцией, отступив на два шага. – Дипломница Оксфордского университета, черт побери, Фарриоль! Ты не можешь не приехать на ее
Я кивнул. Действительность вышла из-под контроля, но мечты, которые я выбросил из головы, вновь обретали плоть.
– Это с ней ты говорил по телефону?
– Ну да. Когда я позвонил ей по вопросам логистики, позавчера, она сказала, что ты ей не ответил. Вся испереживалась за тебя. Воображала, будто ты на химиотерапии, бомжуешь,
– Но я послал ей два письма в Оксфорд, и они вернулись! Адресат неизвестен!
Он посмотрел на меня с недоверием:
– А ты что писал-то на конвертах?
– Да!
– Все ясно. Шишки, что по информатике, они в
Глядя на мое опрокинутое лицо, он снова достал телефон и нажал на клавишу автоматического повтора.
– Полина, опять я. Он весь в переездах, не получил наших писем. Я ему все сказал, он где стоял, там и сел, передаю ему трубку.
Он бросил мне телефон, и я едва успел поймать его на лету. Тщетно пытаясь совладать с дыханием, поднес трубку к уху.
– Куинси? Я умирала от беспокойства! У тебя все хорошо? Ты меня не забыл, сможешь приехать?
Время сделало виток. Я лежал на старой раскладной кровати, обнимая ее нагое тело, а она рассказывала мне о Максиме.
– Ну отвечай же! – подбодрил он меня тычком.
Я повернулся к нему спиной, чтобы создать хоть видимость уединения. Закрыл глаза, слушая переливчатый голос, и на долю секунды вернулся в ту ночь в книжном магазине мадам Вуазен. Как будто мы только что проснулись там вместе.
– Ты ему не говори, но я по тебе скучала так же, как по нему, Куинси. Ты не представляешь, как я ждала письма от тебя, – но, с другой стороны, ты молодец, что сдержал обещание, и главное, что писал
Я не мог выдавить из себя ни слова, парализованный глуповатой улыбкой Максима, который, снова встав ко мне лицом, подбадривал меня движениями подбородка: мол, отвечай.
Кончилось тем, что он вырвал у меня телефон.
– Я тебе подтверждаю: он в порядке, он тебя не забыл, он приедет.
– Подожди…